Дела семейные

– Вымрут, как динозавры, – добавил доктор. – Останется лишь наши кости изучать.

Джал улыбнулся. Ему нравился доктор, несмотря на его грубоватость и резкость. Его юмор вобрал в себя дух парсов, их способность смеяться перед лицом тьмы.

– Вас назовут Джалозавром, – не унимался доктор, – я буду Шапурджизавром, а если откопают кости моего отца, появится Пестонджизавр с тюрбаном на голове. А наш дорогой инспектор, любитель шотландского виски, будет могучим Вискизавром с большой бутылкой «Голубой этикетки» под мышкой. А пока этого не произошло – ешь, пей и веселись!

Они хохотали, доктор и Джал, – до Джала вдруг дошло, как приятно опять посмеяться.

Инспектор сохранял серьезность, не понимая, что смешного в идее превращения парсов в динозавров.

– Меня в депрессию вгоняют мысли об этом. А больше всего меня злит мысль о том, что мы могли бы предотвратить катастрофу.

– В самом деле? – спросил доктор.

– Возьмем, к примеру, падение рождаемости. Молодые парсы – и юноши, и девушки – не хотят вступать в брак, если у них нет своей квартиры. Что в условиях Бомбея почти невозможно. Не хотят они спать под одной крышей с мамочкой и папочкой. В других общинах сексом занимаются не то что под общей крышей – в общей комнате за фанерной перегородкой или драной занавеской. А наши юные лорды и леди желают иметь звукоизоляцию и уединение. Один вред от этих западных идей.

– Разумеется. Занятно вот что – мы некогда гордились своим западничеством, своей развитостью, – заметил доктор.

– Все так, но выслушайте мое предложение. Если вступлению в брак препятствует недостаток уединения, Парси Панчаят должен оплатить перепланировку родительской квартиры. Выгородить в ней угол, звукоизолировать стены, чтобы пара имела возможность удалиться туда, не беспокоиться о звуках и производить детишек на свет.

– Комната для спаривания? – уточнил доктор. – И молодожены пойдут на это?

– Стоит того, чтобы попробовать. Но это, конечно, не полное решение проблемы. Сколько угодно богатых пар живут отдельно, в прекрасных условиях и рожают одного ребенка. От силы двух. Похоже, что парсы – единственные в Индии, кто откликнулся на призыв о планировании рождаемости. Все прочие плодятся как кролики.

– Ну, – усмехнулся доктор, – те же демографы говорят, что, чем выше образовательный уровень общины, тем ниже уровень рождаемости.

– Значит, надо и этим заняться. У меня два предложения. Первое: нашей молодежи следует запретить учиться – получат диплом бакалавра, и хватит. Надо финансово стимулировать молодых, чтобы они меньше учились. Тем же, кто настаивает на продолжении образования, объявить, что они лишатся субсидий от Панчаята, если не подпишут обязательство произвести на свет столько детей, сколько имеется в их семьях взрослых старше пятидесяти. Максимум семерых детей, зачем нам губить здоровье наших молодых женщин?

– Понятно. А как быть с теми, у кого проблемы со здоровьем, скажем, бесплодие?

– Это не оправдание, – возмутился инспектор. – Какое бесплодие в наше время, когда существует искусственное оплодотворение и прочие умопомрачительные технологии, которые позволяют производить на свет сколько угодно детей! Семья может одним заходом дать шесть-семь маленьких парсов. У меня нет сомнений.

– Вот как? Чрезвычайно интересное предложение.

– Наша община, молодые члены общины, должны заново открыть для себя радости большой семьи, – продолжал инспектор, не замечая улыбок, которыми обмениваются доктор и Джал. – Они должны осознать, что упускают. Веселая музыка детского смеха наполняет дом, жена готовит на кухне обильный обед, слышатся стук ножей и позвякивание кастрюль, разносятся запахи дхансака и дхандара.

– А будут предусмотрены меры по исключению бед больших семей, которые могут разрушить их радостную и счастливую жизнь?

– Ну конечно! – с жаром ответил инспектор. – Какие беды?

– Обычные – болезни, бедность.

– А, эти… Нет-нет, у Панчаята достаточно денег. Не будет ни больных, ни бедных. Единственное, что должно нас тревожить, – это идеи индивидуализма. Отрава. Чистейшая отрава для общины парсов эти идеи.

– Мой дорогой, – вздохнул доктор, – движение человеческой мысли не остановишь.

– Надо постараться, – строго указал инспектор. – Слишком много бед от них. Взять хоть дело Эдуля Мунши. Молодой, здоровый человек задавлен насмерть. Причина? Глупое увлечение идеями «умелых рук». Выполнял бы он свой долг парса, завел бы полдюжины детей, у него не осталось бы времени, чтобы дурака валять с этими инструментами. И был бы сегодня жив.

– Справедливо, – поддержал Джал. Из всего, что молол инспектор, лишь в этих словах содержался здравый смысл.

– И к вашей сестре это тоже относится. Извините, я не хочу бередить свежие раны, Джал, но, если бы она вышла замуж, так и жила бы в мужнином доме, далеко от той балки, которая размозжила ей череп.

– Если бы да кабы… – сказал доктор. – Если мы обречены на вымирание, так ничто нас не спасет.

– Верно, – инспектор не стал спорить, – но это будет утратой для всего мира. Когда исчезает одна культура, в проигрыше все человечество.