Дела семейные

По-своему, думал Джехангир, история про Санта — Клауса ничем не отличается от историй про Знаменитую пятерку! Отлично знаешь, что все это выдумки, но твое воображение работает, и ты веришь, что есть где-то мир получше твоего. Можешь мечтать о жизни, где полно разной еды, где дети могут устроить себе полночное пиршество, залезть в холодильник, набитый всякими вкусностями. Там дети выезжают на пикники, где их ждут приключения, там даже контрабандисты и воры, которых дети ловят, не так уж и опасны. Они просто «трудные клиенты», планы которых «к добру не приведут», как объясняет добрый полицейский инспектор в конце каждой книжки. Нет там ни нищих, ни болезней, и никто там не умирает с голоду. А раз в году веселый толстый старикан приносит подарки хорошим детям.

Вот что Мурад собрался подарить ему. Вскочить с постели с криком: «Ага, попался, меня не обманешь!» — было бы так скверно…

Джехангир крепко закрыл глаза и лежал не шелохнувшись. Подарок был уже в чулке, и Мурад на цыпочках убежал спать на балкон.

* * *

В темной кухне Йезад опять взял стакан с имбирной водой. Жалко, что Роксана не с ним, жалко, что они не могут поговорить о сыновьях. Он был уверен, что Джехангир наблюдал за Мурадом, потому что заметил, как младший расслабился и лег на спину, после того как Мурад вышел из комнаты. Джехангир долго отбивался от разговоров о Санта-Клаусе. Он мог сегодня сесть в постели и доказать брату, что никакого Санта-Клауса нет. Но он остался лежать, чтобы не испортить Мураду сюрприз.

Йезаду хотелось приласкать его, приласкать обоих, сказать, что безмерно любит их, что ему повезло с сыновьями, а им повезло, что у каждого есть любящий брат, и ему, их отцу, хочется, чтобы привязанность братьев сохранилась навеки. Хотелось разбудить Роксану, разбудить чифа, всем рассказать о своих чувствах…

Он допил степлившуюся имбирную воду, не в силах понять, как соотнести этот бесценный миг с той пыткой, которой он сам подверг себя. Часы на кухне пробили один раз. Половина первого или час?

Он напрягал зрение, пытаясь рассмотреть положение стрелок: час тридцать; смотрел на восьмиугольный циферблат, на стеклянную дверцу в полированном футляре темного дерева, на медный маятник, слабо поблескивающий в темноте. Смотрел на часы, висевшие когда-то на кухне в Джехангир-паласе; единственная память о доме его детства, единственная память об отце…

Пока он смотрел, часы поглотили время. Он снова очутился в квартире первого этажа, наблюдая, как отец заводит часы. Отец вставляет слева большой хромированный ключ, поворачивает по часовой стрелке, потом справа — против часовой стрелки. Отец передвигает стрелки с цифры на цифру, дожидается звона, устанавливает точное время, со щелчком закрывает стеклянную дверцу, предварительно протерев ее. А маленький мальчик, каким тогда был Йезад, просит рассказать историю, как отец блуждал по городу среди разрывов и пожаров, неся чемоданчик с огромной суммой наличными, о чем гласят выгравированные на часах слова:

«В благодарность за безупречную отвагу и честность при исполнении служебного долга».

Часы пробили два, возвращая Йезада на кухню его квартирки. Как умиротворяет это тиканье, как успокаивает, будто твердая рука, управляющая делами вселенной. Как отцовская рука, которая вела его, когда он был маленький, вела через мир чудес и волнений. И отцовские слова, которыми он неизменно заканчивал рассказ: «Помни молитву: манагини, гавашни, кунашни — благие мысли, благие слова, благие поступки…»

Он слышал их в тиканье часов, и сердце его сжималось. Он еще немного понаблюдал за поблескиванием маятника-закрыл глаза и решил: завтра зайдет в магазин.

Да, пожелает Капуру веселого Рождества, а пока он будет раздавать подарки у дверей, положит конверт в ящик стола. А можно пойти и пораньше, первым прийти в магазин.

Вылив остатки имбирной воды, он собрался ложиться. Задержался у часов, провел ладонью по циферблату, похлопал по дверце.

Сердце почти совсем отпустило. Нариман кого-то позвал во сне, Йезад мысленно пожелал ему спокойной ночи. Кровать скрипнула, когда он ложился.

— Иездаа? Как ты себя чувствуешь?

— Гораздо лучше. Спи спокойно.

Йезад осторожно поцеловал ее между лопаток.

* * *

Джехангир, приподнявшись на локте, вслушивался в бормотание дедушки, которому опять снилось, как Люси поет их любимую песню. Дедушка уговаривал ее спуститься, говорил, что опасно оставаться на краю крыши. Но Джехангир улавливал только обрывки — как по папиному радио, в котором звук то пропадал, то появлялся снова.

Он обдумывал услышанные фразы, пряча их в память, где уже хранились другие обрывки. Придет время, все сложится вместе, и дедушкины слова станут понятны — Джехангир был уверен.