Дела семейные

За шесть недель до Рождества школьный хор начинал готовиться к концерту, на который приглашались родители. В середине декабря привозили елку. Наряжали ее девочки из хора — это была их привилегия. Родители Куми — как большинство родителей нехристианских вероисповеданий — время от времени сомневались, правильно ли они выбрали школу для своих детей. С Джалом было все в порядке — он учился в обычной школе, но в отношении Куми родителей беспокоило, не слишком ли силен католический привкус в ее образовании, особенно в свете того, как мало он компенсировался влиянием зороастризма. Они чувствовали, что зороастрийские обычаи серьезно проигрывают из-за отсутствия такой привлекательной фигуры, как Санта-Клаус.

Наконец наступал день концерта. Родители приходили послушать пение Куми и на время забывали о своем беспокойстве. После концерта отец заявлял, что хор звучал восхитительно, но что его Куми пела лучше и громче всех. В первый раз Куми пришла в восторг от похвалы, но на следующий год она кое-что поняла и запротестовала:

— Папа, мой голос должен сливаться с другими! Если ты слышишь его, значит, я плохо пою!

Но отец, смеясь, уверял, что, если бы даже ее голос идеально сливался с целой тысячей других, он все равно расслышал бы голос своего ангелочка. Это было в счастливые времена, до того как отец слег и, по маминым словам, сам стал ангелом.

В страстном желании оберечь память о счастье — о католической школе, о хоровом пении, о рождественской елке, о веселом смехе отца — она окрысилась на Эдуля за издевательство над одним из любимейших хоралов, за этот акт чистейшего варварства:

— В словах нет никакого смысла!

— Нет есть! Я нанял пару грузчиков из продуктового магазина помогать мне с балкой. В одиннадцать они должны прийти.

И снова запел:

— «Грузчики из продуктового, из продуктового, из продуктового, грузчики из продуктового, они грядут в день Рождества. Грядут поутру…»

— Да замолчи ты! — взвилась Куми.

За ее спиной Джал жестами пытался унять Эдуля. Он тоже нервничал в то утро, но его беспокоило предстоящее поднятие балки.

— А может, такой вариант: «Чу, мастер «умелые руки» грядет, сла-авсься, обновленный потолок!»

Джал почти отчаялся установить мир, когда позвонили в дверь и Куми пошла открывать. Джалу не нравилось, что Эдуль дразнит сестру, он-то понимал, что с ней происходит в этот день, но Эдулю ведь не втолкуешь!

Из коридора донеслись звуки перебранки. Джал побежал на шум.

— Это, наверное, они. Грузчики из продуктового! — крикнул вслед ему Эдуль.

— Они, — подтвердила Куми, — я пытаюсь объяснить им, что сейчас только девять часов, а ты их звал к одиннадцати.

— Давай я с ними объяснюсь. Я гораздо лучше тебя говорю по-маратхски.

Эдуль начал с выговора:

— Зачем твоя приходить рано, ту ми лок айкат хэ? Сейчас время сколько?

Исчерпав на этом свой маратхский, Эдуль перешел на дикую смесь хинди, гуджерати и английского — с редкими вкраплениями всплывавших в памяти маратхских слов.

— Асала-касала карте! Моя твоя сказать: элевен о клок. Абхи джао-уходите в продуктовый, попозже ваписао, назад приходите.

Грузчики объяснили, что сегодня праздник Иссы — пророка и их магазин закрыт, а они готовы работать, делать, что господин прикажет.

Эдуль не возражал, но Куми требовала отослать рабочих.

— Не хочу, чтобы они без толку крутились в доме!

Эдуль отвел ее в сторонку:

— Отсылать их рискованно, а вдруг они найдут себе другую работу и больше не вернутся? Тогда нарушится весь план ремонта.

Перекладины уже больше недели лежали в коридоре под фамильными портретами, доводя до безумия Куми, постоянно спотыкавшуюся об эти железяки.

Рабочим было позволено остаться.

— Но никаких сверхурочных! — предупредил Эдуль.

— Нам лишнего не нужно! Вот за глоточек чаю большое спасибо скажем.

— Ну и хамы, — возмутилась Куми. — Что у меня здесь, чайная, что ли?

Эдуль упросил ее поставить чайник — сегодня же Рождество, уговаривал он Куми, давай смотреть на них как на двух волхвов, которые пришли поклониться твоему новому потолку… И в заключение пообещал больше не петь, если Куми сделает чай.

Но пока Куми возилась на кухне, Эдуль все-таки пропел еще куплет грузчикам, усевшимся на пол, скрестив ноги. Те внимательно слушали, не понимая ни слова, и наградили певца громкими аплодисментами.

Джал давно присматривался к грузчикам, лица которых казались ему знакомыми. И вспомнил — та же пара, это они внесли папу домой, когда он упал в канаву и ногу себе повредил!

— Беспокоит меня это, Эдуль, — сказал он. — Ты уверен, что они справятся с такой работой? Они ведь только и умеют что таскать мешки с зерном на головах.

— Не волнуйся, Джал, сынок. Они мне нужны только как грубая сила. А умение и планирование — это твой покорный слуга.

Подали чай — в жестяных кружках для рабочих и в нормальных фарфоровых чашках с блюдцами для Эдуля, который пил с наслаждением, громко прихлюпывая.