Дела семейные (сборник)

Подарку Аллочка очень обрадовалась, хотя в настольной игре, которую принес ей Орест Иванович, всего и дела было, что подбрасывать косточку и передвигать фишки. Она столкнула в сторону нотные тетрадки, тут же уселась и начала играть сама с собой, казалось бы, с истинной увлеченностью. А ее бабушка, попросив у гостя извинения, куда-то скрылась, вероятно, чтобы переодеться. Так что Орест Иванович получил возможность как следует оглядеться.

Он увидел, что жили в этой комнате с лепными венками на потолке и с большим венецианским окном очень тесно, но не без признаков уюта. Орест Иванович привык к голым стенам, пустым подоконникам, стенным шкафам и казенного вида дивану. Поэтому был несколько ошарашен обилием предметов, нужных и ненужных: бархатных истертых подушек, склеенных вазочек и бюстов. Всего этого плюс книги, ноты, тетради хватило бы, пожалуй, не на одну комнату, а на две, три. Видимо, здесь легко было загонять гвозди в стену, раз столько навешано было разных картин и фотографий в металлических и деревянных фигурных рамках.

Внимание Ореста Ивановича задержалось на небольшой не то картине, не то портрете: здесь изображена была молодая высокая женщина в свободном голубом платье, гуляющая по осеннему саду. У женщины этой было матовое мечтательное лицо, и желтые листья падали ей на плечи.

– Это не твоя ли бабушка? – осторожно спросил Орест Иванович у Аллочки.

– Что вы!.. Это просто картина «Айн штиллер винкель». То есть «Тихий уголок».

Орест Иванович стушевался и решил больше подобных вопросов не задавать.

Аллочкина бабушка вернулась, переодевшись в темное платье и с бисерной ленточкой на шее. Как ни приятно был удивлен Орест Иванович внешностью своей «сватьи», но он не мог не отметить про себя, что в чем-то мать и дочь – два сапога пара. Хозяйкой его симпатичная новая родственница была явно не из лучших: чашки попахивали валерьяновым корнем, ножи – рыбой, у кофейника падала крышка. Орест Иванович вежливо пил прохладный кофе, принесенный из коммунальной кухни, откуда-то за сто верст, а сам все прикидывал, каким бы это образом завести разговор по душам, предложить свой совет и помощь. И никак не решался: для такого разговора нужно было, чтобы хозяйка дома была бы попроще, поземнее. А эта пожилая дама держалась как-то испуганно, натянуто, будто не свой человек пришел, а кто-нибудь из ЖЭКа или даже из прокуратуры…

Все же Орест Иванович рискнул высказать предположение, что хорошо бы в интересах всей семьи сменить эту комнату с лепным потолком высотой почти в четыре метра, который теперь ни один маляр не возьмется белить, на отдельную квартиру в каком-нибудь тихом зеленом районе, в Тимирязевском, например. У Ореста Ивановича в тамошнем бюро обмена были связи, и можно бы попробовать…

И вдруг он почувствовал, что говорит что-то не то. И сам испугался: прекрасные глаза его сватьи наполнились слезами.

– Нас хотят ломать!.. – дрожащим шепотом произнесла она и опять убежала, чтобы не расплакаться при Оресте Ивановиче.

А маленькая Аллочка объяснила:

– На нашем месте будет Госхлорвинилсоюз.

Орест Иванович пожал плечами: он никогда не слыхал о существовании такого союза.

– Бабушка очень волнуется, – сказала Аллочка, перестав бросать косточку, – потому что она родилась в этой комнате. Потом, здесь совсем рядом Дом ученых, там бывают концерты. А главное – вы посмотрите, какой вид!..

Она повела Ореста Ивановича к балконной двери. Через ее забрызганное дождем и первым снегом стекло был виден белый особнячок с острой двускатной крышей. К нему примыкал какой-то тихий дворик, отгороженный поломанной кое-где чугунной решеткой. Во дворике росли голые липы, под ними – две черные от дождя скамейки, с круглой клумбы еще не были убраны почерневшие стебли осенних цветов. Сам балкон, с которого открывался этот не слишком пленивший Ореста Ивановича вид, был крошечный, на нем едва умещалось старое соломенное кресло.

– Конечно, зимой это не то, – поспешила сказать Аллочка. – Приходите весной или летом. А сейчас давайте с вами немножко поиграем.

Орест Иванович сел рядом с Аллочкой и тоже подбросил косточку. Ему было очень неприятно, что Зоя Васильевна так расстроилась. Ну не хочет, так в чем же дело. Он же не выселять пришел. Аллочка, кажется, была единственным существом в этой семье, у которого он не вызывал недоверия.

Зоя Васильевна вернулась, стала уговаривать Ореста Ивановича выпить еще чашку кофе. Он согласился, чтобы ее больше не огорчать. И заметил, что и на этот раз она успела что-то исправить в прическе и косметике за свою короткую отлучку. Но, как показалось Оресту Ивановичу, она делала это не из кокетства, а как будто желая что-то такое скрыть, не выдать какую-то печальную тайну.

– Извините меня, – вдруг сказала Зоя Васильевна. – У меня страх перед всякими переменами. После смерти мужа нужно было что-то сделать с лицевым счетом. А мы носили разные фамилии. На меня почему-то так накричали…

– Мало ли хамья! – возмутился Орест Иванович.