Дела земные

Алимардан с раздражением покосился на то, как пассажир обивал с себя пыль в машине. Но сдержался, ничего не сказав. «Что поделаешь, кишлачный народ, не понимают ничего!.. Должно быть, и муж Мукаддам из таких же недотеп…»

При мысли о том, что, возможно, через несколько минут он увидит своего дорогого мальчика, сердце у Алимардана стало биться гулко и часто. «А может быть, я и увезу его, если удастся… Может, ее мужу не нужен чужой ребенок, своих будет, как маку… Отдадут! Не отдадут — тайно увезу, украду. Уеду с ним куда-нибудь в район, пусть ищут!.. Что, разве я не имею права?…»

Алимардан осторожно вел машину по узеньким — ослу пройти только — улочкам кишлака, машину трясло на выбоинах. Шадывай то и дело указывал ему куда сворачивать. Брехали собаки.

Маленькие, как бы затерянные среди скал и утесов глиняные домишки испуганно притихли и затаились. В окнах не светилось ни одного огня, словно кишлак вдруг вымер.

Снова сверкнула молния, осветив рваные, врезавшиеся в небо вершины, тут же рассыпался, долго, оглушительно грохоча, гром. Затем вспышки и раскаты стали следовать один за другим, словно скалы обваливались на кишлак.

— Ого, разбушевалась стихия! — сказал Алимардан нарочно веселым голосом, пытаясь отвлечься.

— Это еще что, уважаемый гость! — ответил торопливо Шадывай. — У нас тут такие грозы бывают в эту пору, легче оглохнуть, чем такое слушать! Страху натерпишься…

О ветровое стекло застучали редкие капли, потом хлынул ливень. Дорогу совсем не стало видно, машина шла, как по морю, шелестя колесами в понесшемся по улицам потоке.

— Не знаешь, где дом Кабира? — собравшись с духом, спросил Алимардан и, почувствовав, как задрожал у него голос, разозлился на себя. — Агронома Кабира?

— Вы говорите про лесовода нашего? — удивленно спросил Шадывай. — Здесь, как раз на этой улице, в конце. А вам зачем?

— Я хочу заехать к нему, — хрипло, изо всех сил стараясь быть естественным, сказал Алимардан. — Мы старые друзья, давно не виделись…

— Да полноте, уважаемый гость! — взмахнул рукой и улыбнулся Шадывай. — Сегодня вы сделайте честь моему дому, будьте гостем. А завтра к Кабиру.

— Да нет, поедем сейчас! — решительно сказал Алимардан и замолчал. От волнения у него дрожали руки и пересохло в горле.

Они проехали мимо магазина, выделявшегося среди домов поселка белеными стенами, потом Шадывай коснулся локтя Алимардана.

— Здесь, домулла! Мы приехали!

Алимардан мгновенно выключил мотор, остановив машину на подъеме, и вышел. Он сразу промок до нитки и стал дрожать.

— Идемте, пожалуйста! — закричал Шадывай. — Оставьте машину, пойдемте в дом.

Снова блеснула молния, осветив узкую улочку.

— Вот он сам, легок на помине! — прокричал Шадывай. — Вот он идет, домулла! Вон сам Кабир!

При новой вспышке молнии Алимардан увидел подходившего к калитке человека, на поводу он вел лошадь. Шадывай поспешил Кабиру навстречу, поздоровался с ним за руку. Алимардан услышал, как Шадывай, заканчивая какое-то объяснение, произнес:

— Вот он и сам, ваш гость из Ташкента.

Переборов в себе страх и раздражение, Алимардан шагнул навстречу хозяину дома. Его мучил болезненный интерес к нему.

Они столкнулись перед воротами, под стрехой которых висела неяркая лампочка. Пожимая протянутую ему жилистую руку, Алимардан всматривался в Кабира. У того было узкое сухое лицо, тонкие усы над сочными губами, небольшие, в нависших веках глаза. Он улыбнулся — блеснула полоска очень белых мелких зубов. То ли от грубых сапог, то ли от плаща его шел какой-то противный запах, похожий на запах рыбьего жира. Алимардана замутило.

«И эта вонючая скотина стала отцом моего ребенка?» — раздраженно подумал он и выдернул руку.

Кабир все еще внимательно глядел на него, вероятно, пытаясь вспомнить, где и каким образом они встречались.

Лошадь, которую Кабир держал на поводу, вдруг испуганно вздернула голову, повела широко глазами и заржала.

— Тихо! — прикрикнул Кабир тонким резким голосом. — Стоять! Проходите, дорогой гость! — продолжал он с учтивостью, свойственной горным жителям.

— Что ж вы не приходили на свадьбу? — спросил Шадывай.

— Я поднимался на Айнатак, — сказал Кабир и, повернувшись к Алимардану, повторил: — Прошу в дом, дорогой!

— Тогда я вернусь к раису? — спросил Шадывай, и Алимардан кивнул.

— Да, конечно, идите. Вы мне больше не нужны.

Нагнувшись в низком проходе калитки, они вошли во двор. Сверкнувшая молния осветила вишни, росшие во дворе, конюшню в углу.

Кабир, отпустив лошадь, распахнул перед Алимарданом дверь в дом.

— Прошу вас, — произнес он, заходя следом. — Проходите, я сейчас вернусь, только расседлаю лошадь и поставлю в конюшню, а то она все грядки затопчет.

Алимардан оглядел низенькую комнату, освещенную тусклой лампочкой. Потолок, обитый обоями, ниши, где стояла немногочисленная бедная посуда, грубая кошма на полу… И на это убожество Мукаддам променяла его роскошный дом, его самого!..

Он наклонился, чтобы развязать шнурки туфель, вдруг дверь комнаты, заскрипев, отворилась, вбежал маленький мальчик.

— Папа, папа! — закричал он и, миновав Алимардана, бросился к Кабиру.