Дела житейские

Зора явно радуется поездке. А выглядит она — неслыханно! Слишком даже хороша, сказал бы я. Мне кажется, ей больше и худеть не надо. Она сейчас в прекрасной форме. Ну, конечно, Зора у нас звезда, и она имела храбрость заявить мне, что, как вернется, вступит в клуб здоровья, совсем новый и недалеко от дома. Хотел бы я знать, где это она берет деньги, но спросить не осмелился. Впрочем, если он только что открылся, там большие скидки для вступающих. Я даже проверил на всякий случай, и, честно говоря, сам бы не прочь вступить в него. Однако меня как-то угораздило ляпнуть ей, что я не хочу, чтоб она вступала в мой клуб, и теперь мне неудобно вступать в этот. Впрочем, может, все это ерунда, и надо вступить? А вдруг тут что-то не чисто? А если ее в этом клубе привлекает совсем не спортинвентарь Наутилус и хренова сауна? О, Господи, не заводись, Фрэнклин! Остынь, приятель.

За всю неделю она ни разу не позвонила. Хотел бы я знать, чем это она занимается, особенно если учесть, что у нее там постоянная нянька. Неужели совсем не скучает по мне? Ах да, у нее там Иеремия! Она только им и живет. Меня так и подмывало найти на вечер девицу, чтобы перепихнуться. Но каждый раз, возвращаясь домой с работы, я чувствовал себя настолько разбитым, что сил не было даже дойти до бара. Так что все семь дней я только и делал, что лопал тунца прямо из банки, спагетти, которое на вкус было лучше, чем мне казалось, закусывал сардинами, крекерами и вареным рисом. Вылакал еще пару бутылок „Джека Дэниэла". Вчера я полез под душ, и вдруг меня словно что-то ударило: задница у меня стала больше, чем у Зоры! Я на весы. Мать твою! Когда это я успел набрать целых десять килограммов? Ни хрена себе! Стоит ли удивляться, что Зора не горит желанием водрузить на себя такую тушу! В рабочей одежде и свитере и не видно, что я так раздобрел. А всему виной этот проклятый алкоголь; даже штукатурные плиты не помогают. Талия расплылась к чертям собачьим. То-то бабы на улице перестали последнее время оглядываться на меня. Раньше, бывало, из машин посматривали, прохожие глазели. А теперь все! Те денечки прошли. Ну нет! Да чтоб я, Фрэнклин Свифт, превратился в тушу жира, когда моя баба, родив ребенка, уже снова сияет как звезда! Дудки!

За день до приезда Зора позвонила.

— Я очень соскучился, милая.

— Я тоже соскучилась, Фрэнклин. Кто-нибудь звонил мне?

— Кто, например?

— Ну, дама по имени Джей Джей.

— Нет. А кто это?

— Приеду, расскажу. Люблю тебя. До завтра.

Я уж постарался, чтоб в доме не было ни соринки и она не могла ни на что пожаловаться. Я никак не мог сосредоточиться на работе: все время думал о ней. А после ленча я серьезно промахнулся. Кто-то пустил по кругу бутылку, и я приложился. А потом, сделав перекур, сбегал через дорогу и купил еще один пузырек. К двум часам у меня уже двоилось в глазах. А потом плита этого Шитрока выскользнула у меня из рук, я упал на спину, а она мне прямо по колену. Конец. Идти я не мог.

Даже не помню, кто довез меня в приемную „Скорой помощи", а уж как до дому добрался, просто ума не приложу. Знаю только, что проснулся в своей постели, нога в гипсе, а надо мной склонилась Зора.

— Фрэнклин! Что с тобой произошло? — спрашивает она, положив ко мне Иеремию. Ко мне! Она положила его мне под бок.

— Я получил травму на работе, бэби, и я очень, очень скучал без тебя. Я так скучал!

Она обошла кровать и обняла меня. Потом стала покрывать поцелуями мое лицо.

— Ты действительно цел, Фрэнклин, правда?

— Даже не знаю, милая, даже не знаю.

— Я тебе чем-нибудь могу помочь? У тебя что-нибудь болит? Как твоя нога?

— Вон там, — показал я, — вон там.

— Не подложить ли туда подушку?

— Да, — пробормотал я, — подушка — это хорошо.

— Ты голоден. Тебе обезболивающее давали?

— Да, я уже принял. Иди сюда. Приляг рядом и согрей меня.

Она отнесла Иеремию в кроватку и, вернувшись, легла рядом со мной. Она снова обняла меня, а я положил голову между ее грудей. Я тяжело вздыхал и зарывался головой все глубже и глубже.

— Ах, как долго тебя не было!

— Ну вот я и вернулась. Я вернулась, — повторила она.

27

Ребенок может изменить всю вашу жизнь.

Не считая отца и Фрэнклина, я никого в жизни так не любила.