Дела житейские

— Слушайте, мы не хотим ничего обострять, — выступил главный, — мы же сказали этим ребятам, что берем двоих сейчас, а потом решим на собрании, сколько еще можем взять.

Мы с трудом удерживались от смеха. Быстро же он запел по-другому. Явно не хочет, чтобы такая информация просочилась. Хлопот тогда не оберешься.

— У вас есть квалифицированные рабочие? — вздохнув, обратился он к Кендриксу.

— Да, — тут же отозвался тот. — У меня полно квалифицированных рабочих.

— Ну, давайте двоих. А через неделю приезжайте, посмотрим, что можно сделать.

Кендрикс кивнул одному парню и мне. Я был вне себя от радости.

5

Лежа на пляже, я читала „Сто лет одиночества" и ждала Марию, Порцию и Клодетт. Хотя я и считала их своими лучшими подругами, виделись мы не так уж часто: все слишком заняты. Народу в этот будний день было немного. Летом я стараюсь ходить на пляж хоть раз в неделю, но более мерзкой воды я в жизни не видывала. Жалкое подобие Багамских островов. В прошлом году меня обожгла медуза. Теперь я только ноги окунаю.

— Ну как, не разочарована? — спросила Мария.

Я положила книгу и подняла глаза. На ней был цельный ярко-розовый купальник. Рослая, длинноногая, с роскошными формами, она выглядела потрясающе. Солнце зажгло оранжевым пламенем ее каштановые волосы и высветило ее веснушки.

— Еще не закончила, — ответила я, хотя прекрасно понимала, что она имела в виду не книгу. Можно подумать, что я уже всему свету растрезвонила о Фрэнклине.

— Да я не о книге говорю.

— О Фрэнклине?

— Ну да. А теперь встань, я хочу на тебя посмотреть. Никогда не видела тебя в бикини.

Я встала.

— Прекрасно выглядишь, девушка! Так держать!

Появилась Клодетт; в одной руке у нее был зонт, другой она толкала коляску с Шанель. Клодетт самая темная и самая красивая женщина, какую я знаю. Черные как смоль волосы закрывают ей плечи, сколько она не пытается собрать их в пучок. Она любит купаться, но солнца терпеть не может. На ней были шорты и шляпа.

— Ну как, содержание не хуже обложки? — обратилась она ко мне, втыкая зонт в песок.

— Меня интересует, сколько сантиметров. — Это, конечно, Порция — в белом бикини со шнуровкой сбоку. Она бы за пояс заткнула Кристи Бринкли на любой обложке „Спортс Иллюстрейтед".

— Да подождите вы! — воскликнула я. — Это же смешно, наконец. Сначала отвечу на твой вопрос, Мария: нет. Теперь на твой, Клодетт: было намного лучше, чем я думала. А теперь на твой, Порция: не твое дело. Скажу только одно: достаточно большой.

— Ах ты, задница! — возмутилась Порция. — Скажи мне, какой у него размер ботинок, какой рост и большие ли у него лапы. Остальное я сама вычислю.

— Все это — чистая чепуха, — бросила Клодетт. Отряхнув одеяло, она положила на него спящую Шанель. — Поверьте, все это чушь. Я знаю, что говорю. У меня было много высоких мужиков с большими ногами и маленьким членом. Таков и мой муж, но я не жалуюсь. Дело не в машине, девочки, а в машинисте.

— Мария, дай сигарету, — попросила я.

Все три уставились на меня, как на ненормальную.

— Чего?

— Вы что, не слышали, сигарету. И, пожалуйста, без лекций; дайте мне сигарету.

— С каких это пор ты закурила? — подала голос Клодетт.

— Я курила еще в колледже.

— Какая глупость начинать снова!

— Просто я нервничаю, а от этого мне хочется есть, но зачем же опять набирать лишний вес, который с таким трудом удалось сбросить?

— Да ты глупее, чем кажешься, — заметила Порция. — Натри мне спину кремом от загара.

Я взяла флакон, а Мария наконец дала мне сигарету. Натерев Порцию, я закурила.

— Ну и смешно же ты выглядишь, дорогая. Поворачивайся, я намажу тебе спину, — сказала я.

Я покачала головой. От первой затяжки у меня закружилась голова, от второй я почувствовала удовольствие, но от третьей меня аж повело, и я сунула сигарету в песок.

— А с чего это ты так нервничаешь? — спросила Мария. — Мы все пришли сюда, чтобы послушать о твоем чудо-мужчине, а от тебя не добьешься никаких деталей. Ну, скажем, не пожирает ли он своих подружек. А ты только говоришь нам, что нервничаешь.

— Ладно, ладно. Мне кажется, что я влюбилась. Он действительно чудо, воплощение мечты.

— И ты из-за этого так нервничаешь? — удивилась Клодетт.

— Я не во всем была с ним откровенна.

Порция уставилась на меня так, как будто хотела спросить, не об эпилепсии ли я умолчала, но, к счастью, обошлось.

— Ну и что? — проговорила она. — Всегда ведь что-то скрываешь. Вечная беда с бабами! Стоит доставить нам удовольствие, и мы думаем, что влюблены. Начинаем выкладывать подноготную, подробно рассказываем о своих романах, говорим о своих личных проблемах, до которых им дела нет, а что получаем в ответ? Узнаем, откуда они, сколько им лет и где работают, и баста. Нам надо с них брать пример. Да и в конце концов: чем меньше знаешь, тем легче жить. — Она огляделась. — Хотела бы я знать, куда сегодня подевались все мужики? Ну должны же здесь быть хоть какие-то пожарные, полицейские, а не одни лысые пенсионеры. Тьфу ты, черт.

— Да все на работе, где, вообще-то говоря, и тебе надо быть, — вмешалась Клодетт.