Дела житейские

— Чего? Чего побоялась?

— Что ты попросишь оставить его.

— Так ты не хотела от меня ребенка?

— Ну что ты несешь, Фрэнклин? Конечно, хотела, но посмотри на это серьезно. Можем мы сейчас заводить ребенка?

— Разве в этом дело? Мы же должны были хотя бы все обсудить вместе, разве не так?

— Так.

Он молчал, я смутно слышала какие-то звуки, похожие на радио.

— Фрэнклин, ты где?

— В бруклинском госпитале. Со мной на работе произошел несчастный случай, и я порезал подбородок. Мне должны зашить рану, но эти засранцы не спешат. Я, чего доброго, истеку кровью, пока они займутся мной. Будь я белым, мне бы уж давно все сделали и я бы уже пришел домой. Ладно. Я люблю тебя, бэби.

— Ты в порядке? Я тоже люблю тебя. Честное слово, я сделала это не для того, чтобы причинить тебе боль. Я вообще не хотела этого, но решила, что у меня нет выхода. Прости, Фрэнклин. И не уезжай, пожалуйста. Жди меня. Я выхожу.

Я никак не могла найти кошелек. Наконец, как в полусне, я заперла дверь и вышла в темноту, с трудом передвигая ноги. В приемном покое я увидела Фрэнклина, который сидел, откинув голову на стену. Казалось, он не спал и не брился неделю. Рубашка была залита кровью, он прижимал к подбородку платок. От него разило спиртным.

— С тобой все в порядке? — спросила я, пристально глядя на него.

— Ничего страшного, не беспокойся. А ты как?

— Да я-то в порядке. Дай-ка я посмотрю, Фрэнклин.

— Да ничего особенного, обычная царапина. — Он так и не отнимал платка от подбородка.

Я пошла в регистратуру.

— Скажите, мисс, почему так долго нет врача? Мой муж истекает кровью. Это же „скорая помощь"! — Я ушам своим не поверила, назвав Фрэнклина мужем, но скажите, пожалуйста, как еще мне его называть?

— Его сейчас вызовут. Так вы его жена?

— Ну что-то вроде, — ответила я.

— Что это значит? Так вы жена или нет?

— Нет.

— Тогда подождите его здесь.

— Успокойся, бэби, — сказал Фрэнклин. — Все будет в порядке. — И он исчез за белой дверью.

Мне казалось, что я жду его целую вечность, а в голове вертелась только одна мысль: что он мне скажет, когда мы приедем домой. От этой мысли мне было не по себе. Хорошо бы нам обоим сделать вид, будто ничего не произошло, и жить, как прежде. Когда он наконец вышел, даже из-под бинтов было видно, как распух у него подбородок.

— Фрэнклин, сколько же швов тебе наложили?

— Немного.

— Ну ладно, пошли домой.

— Ты хочешь сказать, что у меня есть дом?

Я молча посмотрела ему в глаза, положила его длинную руку себе на плечо и обняла его. Мы шли медленно, и я чувствовала, что он всей тяжестью навалился на меня. Я не возражала.

10

Когда я открыл ключом дверь и с треском ее распахнул, то услышал, как Зора напевает песенку Билли Холидея:

Я бы хотела забыть тебя,
Но ты здесь рядом.
Мы встретились, когда любовь моя прошла,
И каждый день я говорю тебе:
Что нового, боль сердца моего?

Я понял намек.

Пять дней я пил не просыхая, чтобы забыть о проклятой больнице. А потом три дня таскал прогнившие балки, кирпич и всякий мусор, расчищая место для будущего парка. Сейчас от меня несет, как из помойки, потому что я только что закончил раскапывать старую канализацию, где ковырялся в диком холоде с крысами. И вот я прихожу сюда и что же слышу? Эту песню. Меня так и подмывало скинуть все эти вонючие тряпки и сунуть ей под нос: пусть знает, что такое „боль сердца моего". Нюхни-ка, чем пахнет любовь. Ты распеваешь песенки о разочаровании, дорогуша, а я стою по уши в дерьме день-деньской. Я бы все это и выложил ей, если бы гордость меня не удержала.

Я пытался стянуть ботинки, но внутрь набилась полузамерзшая грязь; и они никак не слезали. Пришлось снять перчатки и стаскивать их руками. Из-под ногтей сочилась кровь, лед на усах таял, и капли стекали мне на губу. А она, черт побери, напевает про боль своего сердца! Нет, только подумайте!

Когда я наконец стащил с себя промокшую одежду, Зора перестала петь. Первое, что бросилось мне в глаза, когда она вышла из комнаты, это ее новая прическа. На голове у нее теперь множество тонко сплетенных косичек. Но я не сказал ни слова, а просто уставился на нее. Не то чтобы мне не нравилась такая прическа, но меня уязвило, что она ни словом не обмолвилась о своих планах.

— Тебе нравится? — спросила она, вертясь на месте, чтобы я получше ее рассмотрел.

— Я не знал, что ты собираешься делать новую прическу.

— Я хотела сделать тебе сюрприз, Фрэнклин.

— Ну что ж, сюрприз так сюрприз.

— Тебе что, не нравится?

— Да нет, хорошо.

— Хорошо? Я истратила восемьдесят долларов, просидела семь часов, и все, что ты можешь сказать — это „хорошо"?

Когда я услышал про восемьдесят долларов, меня словно ошпарило. Я с трудом выжимаю пятьдесят шесть долларов, вкалывая целый день, а она швыряет восемьдесят на какие-то дурацкие косички!

— Разве ты сегодня не ходила в школу?

— Сегодня же День ветеранов.