Дела житейские

— Когда живешь с человеком столько лет, принимаешь его таким, какой он есть. При всех своих недостатках твоя мать вообще-то не злая и не хочет причинять неприятности. Мне кажется, она стала очень одинока после того, как вы все выросли и ушли из дома. Ведь вы ее почти никогда не навещаете и не звоните. Только Кристин. Хочешь верь, хочешь нет, она всех вас любит по-своему, но просто не знает, как проявить это.

— Пусть пойдет на курсы повышения квалификации.

Когда мы подъезжали к порту, Зора проснулась.

— Она замечательная девушка, сынок. Только вот вина она не переносит, — рассмеялся отец. — Но мне она нравится. И умница к тому же.

— Спасибо, папа. Только не спрашивай, пожалуйста, когда мы встретимся здесь снова. Если захочешь повидать нас, заезжай к нам без нее.

— До свидания, мистер Свифт. — Зора умудрилась даже помахать рукой. Я простился с ним и захлопнул дверцу машины. Он все еще не уехал, когда мы поднялись на паром. Видно, ему очень не хотелось возвращаться. Я вывел Зору на палубу, решив, что свежий воздух поможет ей протрезветь.

— Как себя чувствуешь?

— Получше. Фрэнклин, здесь очень холодно. Разве нельзя пойти вниз?

— Нет, побудь здесь. Я принесу тебе кофе. Тебе полезно подышать свежим воздухом.

— У меня от холода зуб на зуб не попадает и чертовски болит голова.

— Поделом, — сказал я, отправляясь за кофе.

Когда мы добрались наконец до дома, Зора уже пришла в себя.

— Мне очень жаль, что все так вышло, Фрэнклин.

— Поверь мне, ты не сделала ничего плохого.

— Нет, видно, я все-таки ляпнула что-то, раз спровоцировала ее на такое.

— Она всю жизнь выкидывала подобные номера.

— Да брось ты, Фрэнклин.

— Я вполне серьезно. У нее явно не все дома, и мне ужасно жаль, что она отыгралась на тебе. Зато я теперь знаю, почему ты не пьешь. — Я расхохотался. — Надо же придумать такое — писать в мои игрушки!

— Что?

— Я застукал тебя, когда ты писала в ящик из-под моих игрушек. Должно быть, решила, что сидишь на унитазе. — Зора закрыла лицо руками. — Да все в порядке, бэби. Не бери в голову. — Я закурил. — Расскажи мне, пожалуйста, почему ты не пьешь?

— Потому что от этого у меня дикие мигрени.

— Так зачем же ты сегодня пила?

— Потому что очень нервничала.

— Ну ладно, давай-ка лучше ляжем и постараемся забыть обо всем этом, о'кэй?

— Только сначала приму душ, мне сразу станет гораздо лучше.

Я разделся и лег, чувствуя, что надо хорошо поиграть с ней. Весь праздник пошел насмарку. Член у меня встал, и мое тело хотело ее немедленно. Я включил телевизор, думая о своем. Потом снова бросился на кровать. Хоть бы она поторопилась. Я взял свою отвердевшую плоть и стал поглаживать, представляя себе, что это Зорины пальцы. Наконец Зора вышла из ванной и полезла в ящик за пижамой.

— Не нужно пижамы!

Она обернулась и посмотрела на меня.

— Хорошо, — сказала она, закрывая ящик. — Именно сейчас, Фрэнклин, мне нужны твои объятия — и еще кое-что.

— Иди скорей к папочке. — Она прижалась ко мне своим телом, источающим любовь, и, видит Бог, сейчас я мог распрекрасно кончить, но не стал. Мне хотелось подольше чувствовать ее. Но Зора отлично знает, как получить то, что она хочет. Она прижала свою грудь к моим губам и прошептала:

— Представь, что это персики.

И, Бог ты мой, какие они были сочные и сладкие! Все, что она давала мне, было сочным и сладким. Так мы просили друг у друга прощения полночи напролет. Вот оно как.

Мне показалось, будто рядом глухо упало тело.

Я повернулся, чтобы обнять Зору, но ее не было. Когда до меня дошел этот звук, я вскочил и протер глаза. Зора лежала на полу, ее тело дергалось в конвульсиях.

— Да что такое, черт побери? — крикнул я, но она не ответила. Я склонился над Зорой, думая, что ей снится дурной сон. Но это не походило на сон. Я схватил Зору, но не мог удержать ее. Да что это, черт возьми, происходит?

— Зора! Зора!

Изо рта у нее показалась пена, и она билась, как пойманная рыба. Я испугался, как бы она не расшиблась обо что-нибудь, поэтому стал отодвигать все, что было поблизости. Потом, собравшись с духом, я прижал ее руки и ноги к полу. Она дернулась в последний раз, и судороги прекратились: тело ее обмякло.

— Зора?

Ни звука. Она лежала с закрытыми глазами, и я стал трясти ее изо всех сил; потом понял, что этого, наверное, делать не надо. Она стала дышать глубже, и тогда-то я увидел на полу кровь. Когда я отпустил Зору, она свернулась калачиком.

— Зора, милая! — Она по-прежнему молчала.

Осмотрев ее, я увидел, что кровь сочится из-под ногтей. Бедная девочка! Взяв Зору на руки, я уложил ее на постель и накрыл одеялом. Потом побежал в ванную и принес мокрую тряпку.

— Зора?

Она не шелохнулась. Я положил руку ей на грудь, чтобы послушать, бьется ли сердце. Господи, как же я перепугался! Я так боялся, что с ней что-нибудь случится. Ощутив наконец биение ее сердца, я почувствовал облегчение, какого не испытывал в жизни. Я отер пот с ее лица и обмыл рот. Потом подвинул коврик к кровати и сел на него, глядя на Зору и ожидая, что будет дальше. Я уже собирался вызывать „скорую помощь", как вдруг она шевельнулась.

— Зора! Бэби! — Но глаза у нее были закрыты.