Войдя в здание тюрьмы, я испытал такое же тошнотворное чувство, что и тогда. На меня навалились отвратительные воспоминания. К черту! Я внес залог за Джимми и стал ждать, когда его выпустят. Бумаги они оформляют целую вечность, а вот засадить человека — это для них одна секунда, и пикнуть не успеешь.
Когда появился Джимми, я изучал свой гороскоп в „Дейли Ньюс". Он постучал пальцем по моей голове.
— Привет, браток. Я твой должник.
— Что будем пить? Хотелось бы услышать о твоих похождениях. — Сложив газету, я сунул ее под мышку, и мы двинули к выходу. У первого же бара на Атлантик-авеню мы остановились.
— Ты помнишь Шейлу, старик?
— Помню, ты говорил о ней, но, пожалуй, я не узнал бы ее.
— Она пуэрториканка. В общем, не так-то часто я бывал у нее, если хочешь знать. Но надо же быть таким идиотом!
— Ближе к делу, Джимми.
— Да постой. Ты чего не пьешь?
— Я только вышел на новую работу и хочу, чтобы завтра голова у меня была в порядке.
— Ну ладно, слушай. Мы небольшой компашкой сунулись к Шейле — и вдруг — бум-бум! — страшный грохот: кто-то барабанит в дверь. Ну, все кто куда, одни — в уборную, другие куда-то еще, словом, наложили полные штаны, думали, что это ее мужик. А это один хмырь, которому Шейла задолжала кучу денег, а их, как водится, у нее нет. Он орет, что, дескать, Шейла, ты покойница, а один из наших, Джезус, тоже пуэрториканец, спрятался на кухне. Ну, у страха глаза велики, он там торчит и слышит: „Убью! Убью!" И вдруг этот кретин выпрыгивает из своего убежища, что твой Клинт Иствуд, — и бах! бах! — пристрелил того хмыря.
— Я никак в толк не возьму, ты-то тут при чем?
— Да пистолет-то был мой, старина.
— А как он у него оказался?
— Это уж совсем не имеет значения. Слушай, что дальше было. Понаехали копы, парень лежит еще тепленький, а этот самый Джезус сиганул из кухонного окна и был таков. А пистолет мой, падла, бросил тут же. Ну, натурально, копы взяли мой след. А я тут как тут.
— А суд когда?
— Да где-то в конце следующего месяца. У тебя нет знакомого адвоката потолковее?
— У меня? Смеешься? Но у Зоры может быть. У нее, кстати, подруга адвокат. Я спрошу ее сегодня. Но ты, надеюсь, не врешь мне, старик?
— Да клянусь, Фрэнки, я в жизни никого не пришивал. Ты что, не знаешь? Ну, закон, случалось, обходил, а чтоб мокрое дело, помилуй Бог. Я просто не хочу, чтоб этот сукин сын меня подставлял, вот и все. Клянусь!
— А куда ты теперь?
— Ума не приложу, старина, просто не знаю.
— Похоже, ты на мели?
— И как ты, старик, догадался?
Достав из кармана двадцатку, я сунул ее Джимми.
— Век не забуду, Фрэнки. Ты — мой единственный друг, такого у меня в жизни не было, а судя по всему, и не будет.
— Боюсь, это и есть наша главная беда. Надо доверять людям, а уж друзьям — тем более.
— Я тронут, Фрэнки, правда, очень тронут. И я тебя не подведу, не сомневайся. Я тебе все верну, обещаю.
— Думаю, тебе лучше где-нибудь залечь, старина.
— Да, да. У меня уйма мест, где можно отсидеться, Я пока просто не думал об этом.
— Ладно, у тебя есть мой телефон. Звякни через пару дней, а я тем временем разведаю у Зоры, что к чему. О'кэй?
— По рукам.
Мы распрощались и двинулись в разные стороны. Когда я поворачивал за угол, он стоял на тротуаре в раздумье.
— Триста четвертую палату, пожалуйста.
— Простите, сэр, но в этой палате никого нет.
— Проверьте списки. Там должна быть Дарлин Свифт. Она сказала, что ее выпишут завтра.
— Ее выписали сегодня утром, сэр. Могу я чем-нибудь помочь вам?
— Нет.
Я повесил трубку. Ах, ты черт! Зачем она мне наврала? Я набрал номер Дарлин, но ее, конечно, не было дома. Я решил позвонить нашим старикам. Если Дарлин нет и там, не знаю, где ее искать. Сестренка моя — настоящий шиз, что тут говорить.
— Алло!
Надо держать ухо востро и быть поприветливее, а там посмотрим.
— Здравствуй, мама.
— Фрэнклин?
— А у вас есть еще один сын? — попытался сострить я, но она не клюнула. Мою мать голыми руками не возьмешь.
— И тобой сыта по горло. Ты хочешь говорить с отцом? Он здесь, сейчас.
— Привет, сынок. Как поживаешь?
— Все нормально, пап. Ты видел Дарлин?
— Да, она здесь. Она только что из больницы. Ты не знал?
— Знал.
Таких предателей, как она, свет не видывал. Просила, чтоб я им не говорил, а сама прямиком к ним.
— Она не очень хорошо себя чувствует. Ей лучше отдохнуть и прийти в себя.
— Ты думаешь, у вас она отдохнет?
— Думаю, да. Мать делает все, чтоб ей было хорошо.
— Не сомневаюсь.
— Хочешь поговорить с ней? Сейчас позову ее.
— Да не надо, не беспокой ее. Я рад, что с ней все в порядке, а если ей что-то понадобится, пусть позвонит.
— Передам, сынок. Скажи…
— Как-нибудь потом, пап.
Они все друг друга стоят, что тут скажешь.
Когда Зора переступила порог, я схватил ее и подбросил на руках.
— Фрэнклин, ты с ума сошел!
— Как же не сойти, мое сокровище?
— Да что с тобой сегодня такое?
— Я вот думаю.
— Еще и думаешь!
— Серьезно, бэби. Давай-ка поищем местечко побольше, где можно порезвиться.
— Но ты только сегодня начал работать, Фрэнклин. Не кажется ли тебе, что ты немного спешишь?