Читаем Дела житейские (сборник) полностью

– Ну и ладно… насильно мил не будешь, – вполголоса с отчаянием произнёс Геннадий, – Но дочка, Раечка… нет, не отдам… сам воспитаю. Ей праздника не хватает в жизни, то же мне, Егор Прокудин в юбке, тому тоже всё праздника не хватало… Ладно, иди, гуляй, празднуй, в тридцать лет ещё можно жизнь поменять, но девчонке не дам жизнь калечить, с отчимом жить, у неё, слава Богу, отец живой…

<p>5</p></span><span>

Геннадий, мучимый раздумьями прождал почти до обеда – его домочадцы так и не появились. Надо было идти на другой конец посёлка к родителям Ларисы и выяснить всё… Но он не решался, словно боясь узнать окончательно правду. Он, казалось, сделался нечувствителен к усталости, но она как-то исподволь, незаметно навалилась и его думы-домыслы сами собой трансформировались в сновидения. Он задремал, как был, сидя за столом, уронив на него голову.

Геннадий опять видел тот же школьный двор и полуразрушенный сарай, и Ларису с Романом, но уже не старшеклассниками, а нынешними, тридцатилетними. Она в туго обтягивающем её цветном сарафане, в выходных босоножках. Он… он почему-то одновременно смахивал и на бомжа, и на непризнанного поэта-авангардиста: нестриженные, немытые космы до плеч, мятые брюки, несвежая рубашка, на ногах кроссовки без шнурков на босу ногу… И вот это нечистое создание уверенно тянет в сарай его Ларису, ухоженную, красивую, нарядную, уже не девочку, а, так сказать, мужнюю жену. А та, словно не замечая убогого вида кавалера, довольно улыбается и почти не противится. Сон позволял в отличие от реальности четырнадцатилетней давности видеть и то, что происходит внутри сарая – Геннадий незримо присутствует рядом, будто невидимка.

– Как тебе с Генкой-то этим, скучно поди? – голос Романа выдавал вожделение.

– Да когда как, – равнодушно отвечает Лариса.

– Помнишь как нам с тобой весело, хорошо было, какие стихи я тебе посвящал? – Роман слегка приседает и своей не чистой ладонью уверенно берёт Ларису за ногу чуть выше колена и ползёт эта ладонь вверх, поднимая подол сарафана обнажая сочные, золотистые от загара бёдра…

– Папка, ты чего тут на столе спишь?!

Геннадий с трудом поднял тяжёлую голову. Его бесцеремонно трясла двумя руками, вцепившись в рубаху, дочка.

– Раечка… ты… ты как здесь? – Геннадий с трудом избавлялся от чар тяжких сновидений, возвращался в свой дом, в реальность. – А мать где?

– Сейчас идёт, я её обогнала. А ты почему в кровать не лёг, разве так можно спать?

– А где… где вы были? – его вопросы становились всё более осмысленными и тревожными.

– Я у бабушки с дедушкой ночевала, а мама с каким-то дяденькой на машине уезжала…

Дальше Геннадий уже не слышал, так как хлопнула калитка палисадника и послышались звуки знакомой походки… У него замерло сердце… Лариса вошла усталая, но совершенно спокойная.

– Здравствуй, а чего это ты не переоделся… и спать что ли не ложился?… Ты что и не ел ничего весь день?! – она прошла на кухню и там с удивлением обнаружила, что приготовленное ею вчера еда не тронута.

– Раечка, иди к себе, – жёстко приказал Геннадий и дочь, сразу сообразив, что отец чем-то не на шутку рассержен, поспешила скрыться в своей комнате.

– Ну, чего ты девчонку гоняешь? Сейчас я быстро всё разогрею и обедать сядем, а то я сегодня тоже без завтрака, – слышался недовольный голос Ларисы из кухни, вытаскивающей суп из холодильника.

Она поставила кастрюлю на плиту, зажгла газ и когда обернулась, наконец, обратила внимание на то, как смотрит на неё, стоящий в проёме кухонной двери, муж.

– Где ты была?! – зловеще вопрошал Геннадий, но Лариса, похоже, не прочувствовала всей "глубины" вопроса.

– А почему такой тон?! – столь же резко задала она встречный вопрос.

Геннадий в упор испепелял взглядом жену. Лариса стояла в том же самом сарафане, в котором он видел её в прерванном недавно сне. Он грубо, чего себе никогда не позволял, схватил её за голую руку выше локтя и резко развернул к себе полностью. Из её рук выпала ложка и стукнулась об пол.

– Я спрашиваю, где ты была весь вчерашний вечер, ночь и сегодня?!

Лариса сделала попытку освободиться, но он не выпустил её руки.

– Пусти, больно!..

– Я жду ответа!

– А я отказываюсь разговаривать… раз ты так…

Она вдруг заплакала навзрыд. Геннадий от неожиданности отпустил её. Не отнимая от глаз носового платка, она быстро прошла в комнату… Геннадий растерянно за ней. Лариса опустилась в кресло, в котором обычно смотрела телевизор, и утерев слёзы стала напряжённо смотреть в тёмный экран, будто он работал. Она словно отключилась от всего. Геннадий нетерпеливо, нарочито громко кашлянул, но она, что называется, и ухом не повела.

– Так, где ты была… и ночевала? – уже сдержаннее спросил Геннадий.

Лариса с негодованием усмехнулась:

– Ты что же серьёзно думаешь, что я где-то всю ночь гуляла!? Господи, ну и с дуралеем же я целых десять лет живу. Вместо того, чтобы к моим сходить и всё разузнать… – она не спеша оторвала взгляд от безжизненного экрана и так посмотрела на мужа…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза