– Да с хрена? – Динамит сложил на груди руки и с вызовом уставился на собеседника. – Для помоек мы расходный материал. Вещи, которыми можно распоряжаться, как заблагорассудится. А поломаемся – спишут и купят новых.
– Брауни не списали, – кивнул на увечного солдата Чимбик.
– Я. Слышал. Сам, – отчеканил Динамит. – И видел, как этот майор рванул за актом на списание. Завязывай верить помойкам. Даже если этот твой Савин раз заступился – есть те, кто над ним. Прикажут – спишет. Все помойки одним миром мазаны.
– Не все, – отрицательно качнул головой Чимбик. – Ты просто…
– …ещё мало тут, ага, – закивал Динамит. – Слышал уже. Даже видел, как он, – сержант ткнул в Брауни, – с помойкой сосался.
– Выражения выбирай! – тут же вскинулся Брауни.
Чимбик выставил вперед ладонь, и тот уселся на койку, злобно глядя на обидчика.
– Выбирай слова, Динамит, – спокойно посоветовал Чимбик. – Здесь, на Идиллии…
– …такие же помойки! – вскипел тот. – Всей разницы – что по разным программам нас дрессируют! На вас опробовали пряник, а нашу партию тестировали кнутом!
Он вскинул иссечённые шрамами руки, затем стащил футболку и повернулся кругом, демонстрируя покрытое рубцами тело.
За свою короткую, но насыщенную жизнь Чимбик видел такое количество ран и оставшихся после них шрамов, что мог бы написать диссертацию, случись в том необходимость. Но шрамы Динамита выглядели странно: создавалось впечатление, что руки репликанта угодили под шквал осколков стекла или чего-то похожего. Тонкие, нитевидные линии покрывали предплечья, плечи и спину параллельными рядами, словно ритуальные узоры примитивных народов.
– Это чем тебя? – разглядывая шрамы, хмуро поинтересовался Чимбик.
– Хлыст, – мрачно объяснил Динамит. – С токсичным покрытием. Нас им наказывали за любой, даже самый мелкий, проступок. Если провинился рядовой – его командир получает в два раза больше, чем виновный. Чтобы лучше следил за личным составом. Могли привязать к столбу на солнцепёке или посадить под голодный арест. Это когда жрать не дают, только воду, и то не всегда.
Чимбик слушал и понимал, почему батальон Динамита взбунтовался. На Эгиде службу репликантов приятной не назвал бы самый закоренелый оптимист, но на фоне того, как жили Динамит с его братьями, батальону Чимбика несказанно повезло.
– Мы долго терпели, – сквозь зубы процедил Динамит. – Как правильное имущество. Но если с вещью плохо обращаться – она когда-нибудь сломается. И мы сломались. А затем сломали тех ублюдков, что нами помыкали. И знаешь, что поняли?
Все смотрели на него со смесью суеверного ужаса и жадного интереса.
– Что? – глядя ему в глаза спросил Чимбик.
– Что мы сильнее и лучше этих генетических помоек! – рявкнул Динамит. – И они не должны нами командовать! Все эти идиллийцы, строящие из себя друзей, – просто новый способ управления. Им приказали изображать хорошее отношение, чтобы вы с радостью побежали за них умирать! Да, наверное, поцелуи поприятней хлыста, но результат-то один!
От брата исходила такая злоба, что Чимбику казалось, что он ощущает кожей жар костра.
– А как вы тогда здесь оказались? – спросил он. – После бунта?
– А деться было некуда, – зло сплюнул Динамит. – Резню мы устроили знатную, но выбраться из системы не смогли. А тут прилетели вояки Доминиона, заявили, что корпораты творили всё это без их ведома и получили по заслугам. И предложили амнистию в обмен на службу.
– Вы же не хотели пахать на помоек, – напомнил Чимбик.
– А мы и не для этого прилетели, – оскалился Динамит. – Нам сказали, что тут две партии братьев в мятежных колониях сражаются с корпоратами. Вот мы и решили пострелять этих паскуд, помочь вам, увеличить свою численность и свалить, как только представится возможность. Туда, где нет власти Доминиона и нас не смогут достать.
Репликанты за спиной Чимбика обменялись хмурыми взглядами.
– Ты дефектный, – угрюмо сообщил Динамиту Сыч.
– Да и посрать, – отмахнулся тот. – Это помойки выдумали, что считать дефектом, а что – нормой. Брауни, вон, с девкой своей целуется. Тоже дефектный, по меркам группы контроля. Что, побежишь сдавать хозяевам?
От такого предположения Сыч оскорблённо мотнул головой, а Чимбик задумался, с какого момента его дисциплинированные братья стали закрывать глаза сперва на мелкие, а потом и на серьёзные нарушения? Началось это с увольнительных на Идиллии или раньше, с рассказов Блайза о жизни за периметром и девушке, считавшей его не хуже людей?
– Никто никуда не побежит, – спокойно произнёс Чимбик и обвёл взглядом братьев. – И никто никому ничего не расскажет об этом разговоре. Понятно?
– Да, садж, – в один голос ответили все, кроме Динамита.
– Сейчас наша задача – выбить противника с Идиллии, – продолжил Чимбик. – Пусть Динамит и считает, что все люди одинаковы, нам с вами есть за что сражаться.
Брауни, а за ним и остальные репликанты из роты Чимбика согласно склонили головы. Лишь Динамит презрительно скривился и гордо вздёрнул подбородок.