Траурные настроения были и в полку: слишком многие из союзовцев успели завести себе друзей среди идиллийцев. Лагерь с ждущими приговора штрафниками пришлось взять под усиленную охрану: жаждущие мести солдаты требовали выдать ублюдков для самосуда. Едва не дошло до бунта, но удалось немного снизить накал страстей, прилюдно вздёрнув три десятка особо отличившихся корпоратов. Виселицу для них собрали на площади перед комендатурой, заставив перед этим приговорённых отмыть её до блеска.
К стуку топоров добавилось тихое поскрипывание тросов о балки виселицы.
— Мне этот стук, наверное, в кошмарах сниться будет, — сообщил Нэйв Ракше.
Они устроились на обед во внутреннем дворике комендатуры, больше похожем на парк. Здесь этот звук был почти не слышен. Можно было, конечно, поесть в столовой, куда звуки с улицы не доносились вообще, но во-первых, им обоим осточертело сидеть в четырёх стенах, а во-вторых, не хотелось никого видеть. Грэм вообще думал, что Дана уйдёт к себе, но она предпочла составить ему компанию в сквере, чем несказанно обрадовала капитана.
— Никогда не думала, что буду скучать по временам, когда целыми днями вытаскивала патрульных из кабаков и постелей, — вздохнула Ракша. — А оказалось — золотое было времечко…
— Да, — Нэйв помрачнел.
Мысль о том, что всё произошедшее — на его совести, не оставляла Грэма.
— Зато сейчас все трезвы, — вслух сказал он.
Внезапно его посетила мысль из тех, что часто приходят в измученный разум. Грэм разулся и встал на газон.
— Никогда не стоял босиком на траве, — объяснил он изумлённо округлившей глаза Дане. — Вот, решил попробовать, пока есть возможность.
Дёмина понимающе хмыкнула.
— Я впервые на Акадии так сделала. На Китеже место под куполами ограничено, а потому каждый зелёный участок на вес золота. Ходить по газонам у нас запрещено — желающих больше, чем травы.
Подумав, она неуверенно добавила:
— Наверное, впервые это было всё же на Дорсае, но я его почти не помню. Только орбитальную станцию, где служил отец.
— Скучаешь по нему? — тихо спросил Нэйв.
— Каждый день, — призналась Ракша. — А твои как? Живы?
— Мать — не знаю, — пожал плечами Грэм. — А папы несколько лет, как нету. Погиб в шахте во время землетрясения. Он горный инженер был.
На лице Дёминой ясно читалось изумление.
— Как это, не знаешь что с матерью? Она пропала без вести?
— Нет, — Грэм вздохнул. — Я её вообще не знаю. Вернее, знаю кто она, где жила ещё год назад. Она намного младше папы была — десять лет разницы. Папин статус социальной значимости тогда уже позволял завести ребёнка. У нас так просто нельзя даже хомячка завести — любое живое существо требует расхода ресурсов. Воздух, вода, продовольствие. Потому детей могут заводить только те, кто достаточно важен для общества, чтобы ему позволили иметь кого-то на иждивении.
Передав контейнер с едой севшей рядом Дане, Грэм продолжил:
— Мама не хотела — говорила, что это затормозит её карьеру, но папа уговорил. Но чем выше статус — тем выше ответственность и больше работы. Плюс в первые год-два после рождения ребёнка, матери вынужденно сами становятся иждивенцами, — Грэм сорвал травинку и сунул в рот. — Правительство выделяет помощь, но при мамином тогдашнем статусе этого всё равно было маловато. Папа стал пропадать на работе, брал много сверхурочных — старался, чтобы мы паёк побольше получали. Мама сидела со мной одна. Однажды она этого не выдержала и ушла. Но по закону я остался с папой — мамин статус не позволял ей одной иметь иждивенца. И, как я понял, мама сильно не возражала. Во всяком случае, я не помню ни одного её звонка или визита. Потом, уже когда в училище поступил, смог её найти. Но она не захотела говорить: сказала, что вычеркнула ту страницу из жизни. Как-то так вот…
С минуту Ракша молчала, переваривая услышанное. Не сказать, чтобы жизнь Грэма казалась ей особенно трагичной — беженцев с Дорсая сложно удивить болезненными воспоминаниями. Скорее её удивила обыденность, с которой Нэйв рассказывал о разрешении на иждивенца, цензе по статусу социальной значимости и прочим особенностям колонии, развивавшейся в условиях постоянной нехватки ресурсов.
— Зато теперь я понимаю, почему все гефестианцы — трудоголики, — мрачно пошутила Дана. — У вас кто не работает — тот не только не ест, но и не размножается.
— Ещё и дышит через раз, — пошутил Грэм. — Мы только десять лет назад стали из подземелий и куполов выходить, как формирование атмосферы закончилось. Сейчас вот ударно завозят плодородную почву и строят теплицы на поверхности.
Порыв ветра донес стук молотков. Грэм дёрнул щекой и неожиданно сказал:
— Знаешь, я когда с Лорэй на Плимуте работал, то их старший группы — Ридом назывался, скотина редкая, — обзывал меня «Айвенго». Это такой персонаж древней земной книги, странствующий рыцарь. Но по-моему, мне больше подходит другая книга. Говорят, на Китеже в школе проходят. Называется «Идиот». Всё хочу почитать, но руки не дойдут.
Дана красноречиво приподняла бровь, явно потеряв нить разговора.