Делай, как я!

Сначала идти было легко, но потом тяжесть термоса стала давать себя знать. Несколько раз Уточкин проваливался по колено в снег. Морозный ветер обжигал ему щёки. Конечно, за время солдатской службы Уточкину не раз приходилось совершать переходы и марш-броски в полной солдатской амуниции, и это было ничуть не легче, чем теперь тащить кашу. Но одно дело – бежать вместе со всеми, а совсем другое – брести вот так, одному. Да ещё знать, что впереди тебя ждут одни неприятности – нагоняй от начальства и упрёки товарищей.

От таких мыслей и термос с кашей становился тяжелей, и лямки нещадно врезались в плечи.

Дважды, обдав Уточкина снежной пылью, его обгоняли составы, и Уточкин с завистью смотрел им вслед.

Сколько же он будет тащиться с этой кашей?… Ну, хорошо, доберётся он до станции, а эшелон наверняка уже ушёл – и что дальше? Догонять на попутных? И всё с кашей?… Глупо, в конце концов…

А как легко будет идти, если…

Уточкин поставил термос на снег и решительно открыл крышку.

Но тут он представил себе горку каши на обочине тропинки, целый холмик каши, растекающийся в разные стороны. Нет, не мог он этого сделать. Не мог, и всё. Это было всё равно что наступить на хлеб. Или плюнуть в колодец. Не мог он.

Уточкин вздохнул и снова поднял тяжёлый термос.

Вот уж не везёт так не везёт. Отстал бы он от эшелона с гранатомётом, или с ящиком патронов, или, на худой случай, с автоматом. А то – с кашей! "Уточкин? Опять Уточкин? Вечно этот Уточкин! Уточкин с кашей! Что делал Уточкин на учениях? Уточкин тащил кашу! Ха-ха-ха!"

Так он шагал и шагал вдоль железной дороги то по тропинке в снегу, то по скользким шпалам, занятый своими невесёлыми мыслями. И когда ему стало казаться, что конца не будет этому пути, впереди вдруг возникла станция.

Совсем близко весело светились огни.

В заснеженных сапогах, с термосом за спиной, промёрзший Уточкин предстал перед комендантом станции. Комендант, пожилой капитан, молча и неодобрительно выслушал Уточкина.

– Значит, отстали? – переспросил он.

– Так точно, – сказал Уточкин.

– А что это у вас, товарищ солдат? – И комендант подбородком указал на термос.

– Каша, – сказал Уточкин.

– Каша? Какая каша?

– Овсяная, товарищ капитан, – сказал Уточкин.

– Да мне один чёрт – овсяная или гречневая! Я не спрашиваю "какая", я…

– Как это не спрашиваете? – обиделся Уточкин. – Вы только что сами сказали "какая"!

– Да я в другом смысле спрашивал "какая"! – сказал капитан. – Откуда она у вас – вот в каком смысле. Куда вы её несёте?

– Это он, товарищ капитан, прихватил с собой, чтобы в пути не проголодаться, – вставил лейтенант, помощник коменданта.

Уточкин обиженно промолчал.

– Что же вы, так с кашей и будете путешествовать? – спросил комендант.

Уточкин пожал плечами.

– Ну вот что, – сказал комендант. – Считайте, что вам повезло. Вам и вашей каше. Сейчас я посажу вас на скорый поезд, на следующей узловой станции догоните эшелон.

… Было уже совсем темно, когда на запасном пути Уточкин отыскал свой эшелон. Дверь теплушки была задвинута, и он сильно забарабанил в неё кулаком.

– Кто там? Свои все дома! – раздался жизнерадостный голос сержанта Караваева, и в следующий момент дверь с грохотом отъехала в сторону.

– Братцы! – закричал Караваев. – Кого я вижу! Уточкин явился!

Навстречу Уточкину из теплушки потянулись сразу несколько рук.

Уточкин взобрался в вагон. Потом медленно снял и опустил на дощатый пол тяжёлый термос.

– Вот… – сказал он. – Каша…

И только тут он увидел в сторонке сложенные горкой грязные котелки. А чуть поодаль возле печки стояла миска, накрытая плоской алюминиевой тарелкой.

– Это тебе ужин, – сказал Караваев. – Ещё не остыл.

Уточкин хотел что-то ответить, но его уже окружили солдаты, затормошили, задёргали, радостно загалдели, не дали сказать ни слова…

Начиная с этого дня отношение к Уточкину заметно изменилось. Во всяком случае, теперь, если в роте появлялся новичок, то среди других историй, прославивших третью роту, ему непременно рассказывали и историю о том, как Уточкин отстал от эшелона и как шестнадцать километров тащил солдатскую кашу…

Карен Багдасаров – фокусник

Был ещё один интересный человек в нашем взводе – Карен Багдасаров. Нам, конечно, эта фамилия ни о чём не говорила, но он всерьёз уверял, что в его родном городе Багдасарова знает каждый.

– Кио знаешь? – говорил он, поблёскивая чёрными глазами.- Так вот, если в нашем городе повесят два объявления и на одном крупными буквами будет написано "КИО", а на другом – "БАГДАСАРОВ", никто не пойдёт смотреть Кио, все пойдут смотреть Багдасарова. Верно говорю…

Он и правда привёз с собой в армию значок лауреата районного фестиваля – маленький позолоченный кружок с изображением лавровой веточки – и даже носил его на гимнастёрке до тех пор, пока не попался однажды на глаза старшине.

– Это что ещё за украшение? – строго спросил старшина.- Снять немедленно!

Карен не торопясь отстегнул значок, повертел между пальцами и… на его ладони вместо позолоченного кружка оказалась самая обыкновенная двадцатикопеечная монета.