Делай со мной что захочешь

Они почти сразу принялись за еду. Это тоже было как-то странно, а Джек к тому же был слишком взбудоражен, чтобы думать о еде, — он все ждал момента, чтобы начать разговор об этом Хэрли — или, может быть, сам Эфрон его начнет? Джек смотрел на Эфрона, несколько сбитый с толку. Во-первых, достопочтенный Эфрон оказался моложе, чем думал Джек. Он был ненамного старше самого Джека — лет тридцать, не больше, а у Джека от их телефонного разговора сложилось впечатление, что Эфрон старше, мудрее. Эта вежливость, этот налет любезности — Джек чувствовал в ней что-то неестественное, это была как бы стена, которой тот отгораживался. Желание оскорбить? Джек не был уверен, следует ли ему оскорбиться. И еще одно раздражало его: Эфрон говорил так тихо, что Джеку приходилось пригибаться, чтобы услышать, и то и дело повторять: «Что? Я не совсем расслышал…» И это выбивало его из колеи. Первые полчаса они говорили о бойкоте и о людях, которых оба знали: о лидерах бойкота, о рабочих с Севера — все это не интересовало Джека, а ему приходилось улыбаться, кивать, хотя царившая в комнате сумятица так действовала на нервы, так злила его, что он с трудом мог сосредоточиться на том, что говорилось. Зачем они включили телевизор? А если уж включили, то почему дети не сидят спокойно и не смотрят его? «Черт бы подрал их всех, — думал Джек, чувствуя свою беспомощность, — они что, хотят заставить меня уехать?»

Есть он почти не мог, хотя и не возражал, когда кто-то — одна из женщин — снова навалил ему на тарелку еды. Горы картофельного пюре на тарелке перед ним медленно каменели, покрываясь как бы корочкой. Непонятная темная зелень, что-то вроде шпината, но не шпинат, перепаренная, лежала у него на тарелке и стыла, а он не мог ее есть, так как по рассеянности насыпал слишком много соли. Толстые отбивные с жирными закраинами, зажаренные на сковороде и твердые, как корка у пирога, все в жиру — лишь посредине немного съедобного мяса, но черт бы его подрал, стоит ли трудиться и вырезать этот кусочек мяса, да и вообще он не голоден и к тому же вынужден то и дело пригибаться к Эфрону и переспрашивать, выясняя, что он сказал… Джек оглядел сидевших за столом, пропустив лишь лицо Рэйчел, — все они говорили ему: «Нет». Даже прежде, чем зашла речь о причине ею визита, все они говорили ему: «Нет».

Было всего лишь без четверти семь, а они уже отужинали — тарелки собрали со стола, и их унесла в другую комнату, хихикая, девчушка лет десяти; проходя за стулом Джека, она что-то уронила. Шум усилился, сумятица, смех. Мать девочки принялась ее бранить и поспешно вскочила, чтобы навести порядок. Детишки, оторвавшись от телевизора, вскочили и подбежали посмеяться. Джек вдруг невольно вспомнил годы в Детройте, когда ему, его родителям и сестре приходилось мириться с воплями и пачкотней, которую устраивал этот его братец.

Он бросил взгляд на Рэйчел, но не смог понять, что у нее сейчас на уме, а она слушала хорошенькую черную толстуху, сидевшую рядом, и усиленно кивала. Джек приревновал, он позавидовал тому, что Рэйчел так легко находит контакт с этими людьми.

Ужин быстро завершился, и теперь принесли десерт. Огромные куски сладкого пирога появились перед каждым — в том числе и перед Джеком, а ведь он хотел отказаться, но не успел: девчушка, хихикая, слишком быстро носилась из кухни — на кухню. Тогда Джек взял вилку и проколол корочку пирога — четыре прокола на одном конце, четыре на другом, а потом еще в стороне, и тут почувствовал, что в беседе наступила пауза и он может ею воспользоваться.

Он аккуратно положил вилку и сказал им, зачем приехал.

Он слышал свой голос — как он объясняет, объясняет. Джек сознавал, что говорит хорошо и что логика его доводов неоспорима. И все они улыбались ему, словно поощряли; даже Эфрон улыбался — скупой улыбкой; и, однако же, тем самым они как бы говорили ему: «Нет. Нет». Он сделал вид, будто этого не понимает. Не обращал внимания даже на сдвинутые брови, выражение нерешительности, появившееся на лицах. Жена Эфрона смотрела на него с проблеском интереса, почти дружелюбия, хотя, казалось, и перестала его слушать.

— …и связь между нами будет не телефонная, — говорил тем временем Джек, — я буду тут, сколько бы ни потребовалось времени, чтоб подготовить дело. И я готов работать с любым, с кем вы пожелаете, по вашему выбору, с кем угодно, и человек этот будет работать со мной не бесплатно. Я готов…

Когда он умолк, вид у них был смущенный. Женщина, сидевшая рядом с Рэйчел, была какая-то чудная: она то и дело рассеянно теребила лицо, волосы, а сейчас, не глядя на Джека, медленно и задумчиво принялась водить указательным пальцем по уху. Она смотрела куда-то немного левее Джека, словно там кто-то сидел. У Джека было странное чувство, будто он произносит слова, которые они уже не раз слышали.

Наконец женщина, вздохнув, сказала: