Делай со мной что захочешь

— Но вы пошли за ней вовсе не с намерением ее изнасиловать?

— Я…

— Вы, может, хотели поговорить с ней? Она улыбнулась вам, и вы захотели с ней поговорить?

— Я и сам не знаю…

— Эта белая женщина, имени которой вы не знали, улыбнулась вам. А потом вышла из бара — то есть из «Таверны Карсона» — около полуночи, совсем одна, без провожатого, и пошла по улице. Так?

— Да.

— Когда она заметила, что вы идете за ней?

— Сразу же.

— И что тогда случилось?

— Она пошла быстрее.

— Она не останавливалась, не подавала вам никаких знаков? Вы ведь упоминали, что она все время оглядывалась на вас через плечо?..

— Угу.

— А потом она побежала?

— Угу.

— Она пыталась кого-то остановить, просила впустить ее в машину, но тот человек не захотел. Он уехал. Она была пьяная, верно, и кричала на него?

— Она кричала…

— И была к тому же пьяная. Это, как ни крути, факт. Вы оба были пьяны — таковы факты. Эта «миссис Доннер», которая обвиняет вас в изнасиловании, была тогда пьяна. Так что… Тот человек в «понтиаке» укатил, и вы подошли к ней. Это была та же самая женщина, которая улыбалась вам в таверне?

— По-моему… хм… не знаю.

— Это была женщина из таверны?

— Та, что разозлилась и стала надевать пальто? Конечно. Она вышла…

— Все три женщины вели себя примерно одинаково? Говорили очень громко, пили, так что вы не могли бы отличить одну от другой?..

— Не знаю я.

— Когда вы подбежали к женщине, что она вам сказала?

— Сказала? Ничего, ни единого слова.

— А закричала?

— О да.

— А вы что ей сказали?

— Ничего.

— Могли бы вы ее опознать?

— Я… хм… Вот тут все у меня и мешается.

— Почему?

— Да я лица-то ее не помню.

— Почему не помните?

— Наверное, не смотрел на нее.

— И там, в баре, тоже не смотрели?

— Ну, в общем-то да… только я… Оно было вроде как пятно. Расплывалось.

— Эта миссис Доннер говорит, что вы грозились убить ее. Это правда?

— Раз она так говорит…

— Да нет, черт бы вас подрал. Не думайте вы о том, что она говорит. Вы мне скажите!

— Не помню я.

— «Лежи смирно, не то убью». Вы это говорили?

— А у них так записано?

— Вы это говорили? «Лежи смирно, не то убью»?

— Что-то на меня непохоже.

— Вы ей ничего не сказали, верно?

— Когда? Когда она вырывалась?

— Когда бы то ни было.

— Не помню я.

— Когда она вырывалась, в такой сумятице, едва ли вы могли ей что-нибудь говорить, верно? Да еще так четко? Или, может, совсем другой мужчина, другой черный напал на эту «миссис Доннер», и она путает вас с ним?..

— Хм…

— Вы намеревались ее убить?

— Нет.

— А что было у вас на уме, когда вы следом за ней вышли из таверны?

— Ох, даже и не знаю. Я ведь был на таком взводе…

— Она улыбнулась вам, и вы подумали, что, может, она это из дружеских чувств? Такая хорошенькая белая женщина, всего двадцати девяти лет от роду, с красивой прической, в этаком шикарном пальто из искусственного меха, улыбнулась вам, незнакомому человеку в баре! Вы подумали, что, может, она это из дружеских чувств, верно?

— Из дружеских чувств?! Господи Иисусе! Да в жизни я не ждал от нее никаких дружеских чувств — это уж точно.

— Ну, постарайтесь припомнить, как все было. И подумайте хорошенько. Если белая женщина улыбнулась вам и вы следом за ней вышли на улицу, вполне логично предположить, что вы рассчитывали на ее расположение. Вспомните все хорошенько. Вам вовсе не обязательно верить тому, что говорят про вас другие люди; вам вовсе не обязательно верить, что вы напали на ту женщину, только потому, что она так говорит. Все совсем не просто. Вы ожидали, что она будет сопротивляться?

— …не знаю я.

— Если бы она не стала противиться, это бы не считалось преступлением, так ведь? А она сопротивлялась, она довела вас до исступления. Но вы об этом не думайте. Об этом моменте буду думать я. Ведь это я буду допрашивать миссис Доннер, и тогда увидим, кто виноват и в чем. Но вот что важно: почему вы сами не сказали полиции, что вовсе не узнаете эту женщину?

— Чего? Господи Иисусе, да они бы так взбеленились…

— Да, взбеленились и могли бы снова вас побить. А вы ужасно этого боялись. Ну и, конечно, не стали возражать, просто ничего не сказали. Только потому что она — белая, а вы — черный. По этой причине, да?

— Не знаю я.

— В участке других черных ведь не было. Вы были там единственный черный. Поэтому вы решили, что так оно будет безопаснее, так оно будет благоразумнее — признаться во всем, потому что вы оказались во власти белой женщины и белой полиции, они загнали вас в угол, и вы считали, что вы в ловушке. И ведь вас уже избили, вам расквасили губы, и вы не знали, что имеете право на адвоката, что вообще имеете право на какую-либо помощь. Вы были совершенно изолированы. С вами могли сделать все, что хотели. Инстинкт подсказал вам не противиться, пойти им навстречу. За это вас никто не станет винить — ведь только так и можно было уцелеть. Ну что, похоже на то, как обстояло дело?

— Кое-что да… Да, пожалуй что.