Делегат грядущего

В этом году велено было собирать хлопок по мере его созревания. Это требовало большего внимания: надо было по нескольку раз проходить по рядку и думать о каждом клубке — взять его или еще на время оставить. Но зато процент отборного хлопка повысился чуть ли не вдвое, отборный хлопок принимался по повышенным ценам, стоимость трудодня повышалась… Все это уже хорошо понимали колхозники, но Хураму много пришлось поработать, много походить по полям, объясняя немудрые таинства миллиметровой линейки, разницу между различными сортами сырца и выгоду, которую даст колхозникам уборка по-новому. Хурам знал, что колхозники ему верят, что любое указание политотдела принимается ими охотно, но Хурам добивался не слепой веры в инструкцию, а ясного понимания ее смысла, он хотел, чтоб новые методы уборки стали естественной необходимостью для дехкан. Это было главное, этого ему удалось добиться, и сейчас Хурам был спокоен, все делалось так, как надо…

Хурам лежал в постели, размышляя о ящиках, которые он велел поставить на всех дорогах и по улицам в кишлаках. При перевозке на тряских арбах часть хлопка осыпалась на дорогу и погибала. Если повсюду поставить ящики, чтобы прохожий, заметивший рассыпанный хлопок, подбирал его и бросал в ближайший ящик, то за весь период уборочной многие тонны хлопка будут сохранены. Пусть эти тонны пойдут третьим сортом, но ведь и третий сорт предусмотрен планом. Хурам размышлял о том, что человек с психологией собственника не станет подбирать и сохранять добро, которое лично ему не принесет никакой непосредственной пользы, и если, как показали последние дни, ящики все же наполнялись, то это значило, что за этот год в психологии дехканина многое переменилось.

Размышления Хурама прервал странный шелест за окном — Хураму показалось, будто кто-то царапает ставню снаружи. Он прислушался. Кто-то, несомненно, пытался приоткрыть ставню. Хурам резко повернулся в постели и, делая вид, что продолжает спать, наблюдал за окном сквозь полусомкнутые ресницы. Ставня медленно чуть-чуть приоткрылась, на пол легла полоса яркого света. Хурам приготовился разом вскочить: «Черт его знает, кто может ломиться ко мне», но неожиданно с удивлением увидел на подоконнике большую желтую, спелую дыню. Волосатая коричневая рука осторожно привалила ее к косяку и, беззвучно прикрыв ставню, исчезла. Хурам услышал шарканье удалявшихся ног.

С некоторых пор, возвращаясь к себе домой или встав утром с постели, Хурам находил на крыльце под дверью или на наружном выступе подоконника то арбуз, то несколько яблок, то кулек с изюмом…

Это озадачивало его — сколько ни расспрашивал он окружающих, никто не мог объяснить ему происхождение странных подарков. Хурам уже склонен был думать, что кто-то пытается спровоцировать его таким образом: подсунуть вот так добро, а потом распространить слух: вот, мол, начальник политотдела у нас — не гнушается мелкими взятками… Хурам знал, что даже такая мелочь могла привести к большим разговорам, и поэтому не пользовался подкинутыми фруктами, а обычно передавал их в расположенные по соседству детские ясли.

Подумав: «Теперь попался», Хурам вскочил с постели, мгновенно натянул на себя трусики и, резко распахнув ставни, выглянул из окна. Между деревьями сада мелькал полосатый халат удалявшегося старика. Хурам хотел было окликнуть его и, выпрыгнув из окна, кинуться следом, но старик свернул на шоссе, Хурам увидел его лицо и с удивлением узнал Бобо-Шо.

Старик шел задумавшись, чему-то сам себе улыбаясь в бороду. Сомненья Хурам а исчезли, он понял все, ему захотелось не разбивать в старике иллюзию маленькой тайны, он осторожно прикрыл ставни и, взяв дыню под мышку, скользнул обратно в постель. Уселся на постели, поджав под себя голые ноги, отрезал сочный и ароматный ломоть и принялся его есть — веселый, счастливый и беззаботный. Липкий сок струйкой побежал по его груди, дыня была превосходной, и Хурам не мог остановиться, пока не съел ее всю без остатка. Сложил мягкие корки на стул, сунул ноги в ночные туфли и, перекинув через плечо полотенце, легким шагом вышел в сад, к арыку.

Через полчаса на шоссе Хурам встретился с Леоновым, степенно ковылявшим в райком.

— Ты куда, старина? Спешишь? — остановил его Леонов. — Чего ты сияешь? Что, хлопок тебе везут? Видел, сейчас два грузовика привезли?

— Уже привезли? Вот я туда и спешу. Пойдем, Леонов, вместе… Посмотришь.

— Сходим, пожалуй… Только мне за тобой не угнаться, если будешь спешить… Давай-ка мне руку…

Взяв Хурама под локоть, Леонов заковылял рядом с ним, и Хурам старался приноровить свой шаг к его раскидистой, неровной походке.

— Вот что, Хурам… — серьезно заговорил Леонов. — Ты читал вчера телеграмму, что назначен показательный суд и Баймутдинова привезут сюда?

— Читал, конечно… Вчера же по кишлакам объявил.

— Ну, как принимают дехкане?

— Ого как!.. Просят, чтоб суд обязательно был на базарной площади, говорят: «Все смотреть хотим, иначе тесно будет». А я думаю, даже и на площади будет тесно, знаешь, как навалит народ из всех кишлаков…