Делегат грядущего

«Можно» — построить. «Пойдет» — вода. От верхних горизонтов реки, пересекая отвесную стену ущелья, пробираясь между скалами выше осыпи, круто перерезая вниз осыпь, пойдет вода по задуманному им каналу, а подошву осыпи он расчистит от камней. Сотни и тысячи пудов камня он соберет и отнесет в сторону, чтобы очистить площадку, на которой можно будет устроить посев и выстроить дом. В дом переедут его родители, и братья, и жена, и дети, и сыновья братьев, и он сам, и еще несколько бедняков, у которых нет в селении земли, которые блуждают по Шугнану, батрачат, пасут стада, потому что им негде сеять собственную пшеницу. И они тоже выстроят себе маленькие дома, и пройдут годы, и эти дома образуют новое селение, которое будет называться… ну, как-нибудь, а уж его назовут!

Марод-Али пришел к своему отцу и все рассказал. До сих пор он никому ничего не рассказывал, даже отцу. Но старик Сафо замахал руками. «Невозможно!» — сказал Сафо. Марод-Али в первый раз спорил с ним долго, гневно и убежденно. Сафо сердился и в первый раз назвал его сумасшедшим. Но Марод-Али спорил еще и еще, он целую ночь не давал отцу спать. А утром отец согласился пойти посмотреть. Марод-Али взял с собою кувшин воды и большую пиалу, из тех, что называются касами.

Сафо и Марод-Али лазали вместе по скалам, и сын помогал отцу в особенно трудных местах. На скалах Марод-Али наполнил водой пиалу до краев, так что вода казалась выпуклой по краям. Затем он ставил ее на камень и выверял. Если ни капли воды не проливалось из пиалы, значит она стояла ровно. Тогда он осторожно поворачивал ее так, чтоб зазубринка на краю приходилась на одной линии с его глазом. Он смотрел и видел вдали по направлению, указанному зазубринкой, камень, он искал такой камень, который оказался бы на одном уровне с пиалой. Он прикрывал пиалу краешком тюбетейки, чтобы не ошибиться и не увидеть камней, расположенных выше этого уровня. Так он угадывал, куда потечет вода. Затем он чуть-чуть наклонял пиалу, и вода на какой-то миллиметр отступала от ее края. Он высчитывал угол наклона. Этот угол был равен уклону будущего канала. Если уклон нужен бо́льший, он сильней наклонял пиалу. Это был простейший и хитроумнейший нивелир, но Марод-Али не знал, что такое нивелир, он до этого додумался сам. А отец его на дальних камнях стоял вместо рейки: то карабкался выше, то ниже. Марод-Али мерил по его голове. Отрез за отрезом, каждый поворот направления, каждый выгиб стены требовали новых замеров, и Марод-Али работал полдня. Но один из таких азимутов уперся в скалу. Голую, отвесную, непреодолимую. Никак по ней не пойдет вода. Тогда Марод-Али начал всю работу заново. Повел линию будущего канала выше. Мерил, считал, лазил и щупал. И снова лазил, щупал, рассчитывал и выверял. Вместе с отцом. Наконец, задыхаясь от жары, возбужденные, усталые, потные, отец и сын спустились к реке и все обсудили. И уже вместе решили: «Можно».

А вечером Марод-Али зарезал барана, устроил плов, собрал всех соседей Сафо и односельчан. И все пришли, удивляясь, с чего бы это Сафо и Марод-Али устроили такой праздник. А когда все наелись досыта, Марод-Али сообщил им свой замысел и спросил их:

— Если я проведу канал, ничего против не скажете? Я возьму себе ту площадку, очищу от камней, устрою посев.

— Ты сумасшедший! — сказал старший из всех гостей. — Я думал, ты что-нибудь дельное нам хочешь сказать, а ты оказался безумцем. Все понимают: только одержимый безумьем может придумать в таком месте построить канал.

И другие все, как один, назвали Марод-Али сумасшедшим. И не стеснялись даже тем, что только что ели его плов.

— Нет. Вы подумайте, — упрямо ответил Марод-Али. — Соберитесь все вместе, подумайте, обсудите…

И гости ушли, а утром сказали ему, что не могут решить без пира.

— Хорошо, — сказал Марод-Али. — Если все ваши дурные головы могут придумать меньше, чем одна голова пира, идемте к нему.

И все вместе они прошли в сад пира. Тот принял их на широкой веранде своего дома и сначала долго смеялся в свою белую почтенную бороду. Потом помолчал. Он был очень высок и худ, но сгорблен, а когда он молчал, все боялись его воспаленных глаз. И опять засмеялся. Очень долго смеялся. Огладил руками бороду, сказал:

— Велик бог… Его святая помощь никогда не касалась дурней! Каждый осел быстро кричит, медленно ходит. Ну, если сделает, я ему сто рублей дам. Или, может быть, дам быка.

Разрешил.

Тогда все вместе пошли в сельсовет. И председатель сельсовета сказал:

— Я не дам разрешения.

— Почему? — нахмурился Марод-Али.

— Нет у меня закона, чтоб в таких местах строить каналы… И потом — ты можешь убиться.

— Я сам за себя отвечаю. Я мастер.

— Все равно не дам!

Долго уламывал Марод-Али председателя сельсовета. И тот наконец спросил:

— А ты уже кому-нибудь говорил слово, что хочешь строить такой канал?

— Никому не говорил, — с досадой ответил Марод-Али. — А тебе не все равно это? Вот только сейчас они меня к пиру таскали.

— И что сказал пир? — пытливо спросил председатель.

— «Сто рублей дам или быка, если построишь».

— Что же, так понимать надо — он тебе разрешил?