Делегат грядущего

В селении не было улиц, но, если хотите, их было много, потому что селение состояло из клочков земли, очищенных от камней. Клочки не образовывали никаких геометрических фигур. Они действительно были бесформенными клочками, на которых с трудом могли повернуться быки. Камни, собранные с этих обрывков земли, складывались по краям в широкие, в метр высотой, ограды. Ограды, если взглянуть на них сверху, казались беспорядочным каменным лабиринтом. Они почти примыкали друг к другу, оставляя между собой проход, достаточный для всадника, для пешехода или для пары тощих (ибо жирных здесь не бывает) баранов. Если б в селении появилось какое-нибудь сооружение на колесах, вроде брички или телеги, его пришлось бы нести в разобранном виде. Только — не знаю уж, к счастью или к несчастью — такое сооружение не могло появиться в селении по самой природе этой части Шугнана. А внутри оград камни, которых деть было некуда, складывались в столбы, и на каждом участке торчало несколько таких обременительных башенок. Остальное место внутри ограды было занято стволами тутовых шершавых деревьев и жиденьким посевом ячменя и пшеницы, взращенных на этой земле. Путаная сетка сухих канавок разбегалась по ним. Посевы были косы и кривы, и у верхнего края каждого канавки сходились в одну, чтоб нырнуть под ограду и, вынырнув с другой ее стороны, добежать, подняться по склону к главному и единственному в селении оросительному каналу.

Клочок, принадлежавший Сафо, выгнулся ниже других, на краю селения. Сафо, согнувшись, сидел на камне, локти в колени, запустив в бороду пальцы — черствые, иссушенные пальцы, прирастившие к себе корку земли. Жесткими, печальными глазами он смотрел на свои сухие канавки. Вчера в последний раз, разжижая и вспенивая серую грязь, едва булькая, волоча растресканные соломинки, напитывая просушенный солнцем и ветром коровий помет, протащилась по канавкам вода. Но ее не хватило даже на один день. Доползя до половины его посева, она остановилась. И больше не будет воды. Задохнется посев — не будет зерна, отсохнут листья деревьев, не будет тутовых ягод, ни пучка сена не останется для быка. Что станет Сафо делать зимой?

А все потому, что он не дал сукна Правителю Воды — желчному старику, брату пира, проклятому старику, который пустил его воду на пустынные камни. Вынул камень из канала и сказал, что его выбили ночью копыта ослов. А у Сафо нет, давно уже нет ничего, кроме собственного халата… У него слишком мало овец, и слишком они плохие, чтоб их шерсти хватило на нужный кусок сукна. Что будет делать Сафо? И у сына его нет ничего. Сын опять отправился по селениям делать гребенки — деревянные расчески для женщин. За гребенку — горсть зерна, а много ли сделает он гребенок? Месяц назад ходил, всем делал, у кого не было. Кто закажет себе вторую? Позапрошлый месяц чинил конюшню пиру, и то много ли заработал? Три мерки зерна. На неделю хватило.

Сафо считает все, что он съел с весны. Столько-то абрикосов, столько-то чашек гороховой похлебки, тутовых ягод, овечьего кислого молока. Мучных лепешек он совсем мало съел.

Сафо перестает считать и задумывается о канале.

И заодно с ним мне тоже следует подумать об этом канале.

В том месте, где ущелье потока воротами распахивается в долину, лежит голова канала. Она лежит у самого дна ворот, врезаясь против течения потока. Выше этого места она не могла бы лечь, потому что выше — отвесная скала, по которой никто никогда не сумеет пустить воду от верхних каскадов потока. Голова канала каменной своей пастью отхватывает шестую часть его ширины; пять шестых потока бегут вниз, по дну зеленого лога, устремляясь к реке. Через лог переброшен зыбкий мост для единственной тропы, соединяющей Шугнан со странами Севера. По берегам лога стоят одна за другой все водяные мельницы селения. Но по крутым берегам лога нет места для домов. И если бы не канал, не выросло бы здесь селение. Шестая часть бегущей воды перестает пениться и бурлить, потому что каменный лоток спокойно ведет ее на срез горному склону. И с каждым метром ее пути все выше расстояние между ней и убегающим вниз потоком.

Канал строили ханы. Все, что строили ханы, принадлежит сейчас пиру. Ему принадлежит и первая вода канала, выбегающая из ущелья. И выше всего селенья, вдоль первой воды канала, над логом, по горному склону, разросся великолепный многошумный плодовый сад — сад пира, в котором персики, груши, и яблоки, и абрикосы, и все, что может цвести и расти на высоте в два километра над уровнем моря и на широте Португалии. Под деревьями арбузы и дыни, и сочные лужайки для отдыха, и пруды, и бассейны, и посреди сада богатый, как дворец, дом с резными дверьми и окнами, весь в тончайшем орнаменте, — целая усадьба с конюшнями и молитвенными комнатами, и гусятниками, и тенистыми террасами, и пристройками для гостей, и многим еще, что может быть только в саду пира.