Деление клетки

К трём наряженным подростковым девочкам с сумками на локтях подходит четвёртая и целуется со всеми подружками в губы. Она одета в узкие чёрные джинсы, насыщенно-синий топ и большие солнечные очки, а ручные ногти её накрашены яркокоралловым лаком. «Я вчера чуть не упала, когда прочитала твоё сообщение в чате, — обращается к ней девочка со светлыми волосами и сумкой в стиле милитари. — Ну-ка, говори, что во мне не так?» Они ждут автобус, который увезёт их в центр города, где фонтан и парк, музыка и развлечения, и когда автобус приходит и увозит их к фонтану и парку, музыке и развлечениям, от девочки в насыщенно-синем топе, украшенном прямоугольными узкими зеркальцами, перемещаются по потолку, креслам и людям солнечные зайчики, похожие на отрезки прямых. А в парке играют у весенних пивных шатров ансамбли: «Я знаю точно — невозможное возможно», — поют справа, «Я знаю точно — невозможное возможно», — поют слева.

движение

Медленно крутятся в металлической карусели сосиски и сардельки, и вдруг дёргается карусель, и дёргаются сосиски и сардельки в проволочных ложах, а потом снова вращаются медленно и постепенно. Дойдя спешащим шагом до этого лотка, люди видят, что ещё стоит, ещё не отправляется с восьмого пути электропоезд до Фрязино, и превращаются в тяжёлый внезапный бег.

устрицы

«А, бля, — говорит он, перешагивает через ограду рядом с турникетом, распространяя по вагону спиртовой и опасный запах, останавливается около севшей плотной женщины с короткой властной причёской. — А нам захотелось сосисек, немецких сосисек, — рассказывает он бесперебойно, используя бурую свою коротко стриженую голову, быстрые руки и остальное худое тело с рюкзаком за плечами. — Говорим официанту: сосисек. Не понимает. А нам хочется сосисек. Приносят меню. По-немецки у нас никто не говорит. Один парень по-итальянски свободно говорит. По-английски никто не говорит. По-немецки никто, естественно, не говорит. Приносят нам меню, а там написано: один, два, три. Он говорит — это точно сосиськи. А мы: а вдруг не сосиськи? Да нет, точно сосиськи, видишь, цифры — один, два, три, четыре, пять, шесть. Сколько нам? А нас трое. Ну, одна, две, три, четыре, шесть. А вдруг это не сосиськи? Да точно, сосиськи, — они встают и подходят ко второй двери. — Приносят нам», — трамвай шумит на стрелках, подъезжая к конечной, и он кивает головой, пожимает плечами, рисует в воздухе перед стеклом большое сердце.

рыба

Рассказывает, вспоминает, рассказывает, вспоминает тётя Люба; трясётся её голова, в седых греческих кудрях, а одета тётя Люба в халат из ткани, из которой я видел и покрывала: «Помню, когда дядя Лёня уже болел, в Ленинском лежал в больнице, мы к нему поехали. Я где-то достала кусок красной рыбы, тогда не было её нигде, вот такой, сварила. Там он нас встретил, мы накрыли, достала я рыбу. А тётя Вера говорит: «Ой, я тоже хочу», я помню. Едят оба и плачут».

лес

Дрозд-рябинник преследовал обыкновенную белку. Он стрекотал, она же была бесшумна. Зверь легко взметался по стволам и веткам длинными мгновенными движениями, каждое из которых состояло из прыжков, перебежек, пробежек и увёрток и мягко завершалось его хвостом. Но от птицы было не скрыться, птица летала, у птицы был клюв. Присевший мужчина и стоявший мальчик наблюдали за тем, как животные не замечают человеческой дороги и прокладывают по ветвям и воздуху свои пути.

басурма

Рыболов идёт мимо подъездов с металлическим ящиком и удочкой. «Басурма! Идём рыбу ловить! — кричит он. — Басурма! Идём рыбу ловить!» — а вокруг никого. Проходит он мимо отверстия в земле, загороженного досками, изнутри зовёт рабочий другого рабочего: «Э!» — «Э! — подхватывает рыболов в спортивной кофте. — Идём рыбу ловить!» Садится на бетонный берег Казённого пруда, разминает кусок хлеба, бросает его в воду за удочку, «Обана!» — говорит хлебу из-под бейсболки, а хлеб в воду как в воду канул, даже кругов не оставил. Рядом с ящиком, на который уселся рыболов, квадратная пол-литровая бутылка, уже початая на полтора сантиметра, открытая банка с лимонадом — запивать горечь, и коричневый сложенный смирный зонт.

Строители в оранжевых касках наблюдают за осторожными движениями экскаватора «Хёнде». Едут по дороге быстрые машины, спешат к огромной пробке, обрамляющей лес. Поют и летают птицы. Солнце светит на гаражную стену, покрытую граффити, — всё вокруг в тени, а на проявленных рисунках под треугольной крышей, справа зелёных, слева синих, стоят выпуклые чёрные тени голых древесных стволов.

март

На скамейке у первого подъезда пятиэтажного дома сидел подросток с телефоном, из которого звучала песня «Я свободен». Напротив, и тоже на скамейке, сидела девочка тех же лет. Раскрытую металлическую дверь подъезда держал раскрытой мужчина в полосатом халате на голое тело. Он курил и слушал песню. Девочка встала и подошла, чтобы обнять подростка.

любовь