DELETED

Ещё несколько вечеров мы провели вместе, а в пятницу Матвей уехал в пригород, чтобы помочь родителям на даче.

Был только обед субботы, а я уже потихоньку скучала по Матвею. Я стала перечитывать его дневник в сети, потом нашу переписку. Некоторые сообщения я помнила наизусть, они были как аффирмации, от повторения которых прибавляется сил. Ненадолго мне удалось погрузиться в это ощущение: внутри тебя словно мерцает и трепещет свет, тёплый и щемящий, с каждым вздохом он разгорается и постепенно перекидывается на внешние предметы: теперь всё, каждый твой шаг, каждое дерево за окном, каждая чашка на кухонном столе подсвечены глубинным мелодичным сиянием. Но нарастающая тревога не давала свету разгореться в полную силу. Откуда-то издалека, до времени запертые, всё громче и навязчивей стучались мысли о том, что я не знаю, что мне делать дальше, ведь на следующей неделе должен вернуться Алекс. Стоило только вообразить его появление, как меня ошпаривало ужасом. Невыносимо было представить возвращение к старой жизни.

Лучшим решением было пропасть из квартиры до его возвращения. Но всю свою зарплату я тратила на еду и оплату счетов по квартире, никаких личных сбережений, чтобы оперативно снять жильё и съехать, у меня не было.

Я очень боялась говорить с Матвеем об Алексе и в тоже время упрямо надеялась, что если Матвей всё узнает, то непременно предложит переехать к нему. А даже если не предложит, то наверняка поможет мне найти жильё и деньги на залог за квартиру. Может быть даже, пока квартира ищется, я смогу пожить у его родителей в маленьком соседнем городке, если у него будет нельзя из-за соседа? С волнением я проигрывала в голове сцены, где попадаю в его комнату, разглядываю гусли, развешанные по стенам, о которых Матвей мне рассказывал, выглядываю из окна, из которого он смотрел миллион раз, сажусь за стол, за которым он в школьные годы делал уроки… Представляла, как я нервничаю при знакомстве с родителями. Я разыгрывала разные сценарии: что я им сразу понравлюсь, в конце концов раньше я нравилась родителям одноклассников. Или наоборот, его мать посчитает, что я плохая партия для сына: облезлая провинциалка без гроша и способностей к ведению домашнего хозяйства. Но Матвей вступится за меня, скажет как отрежет, что моя кандидатура не обсуждается.

Когда мысли улетали в совсем уж фантастическое далёкое будущее, я испуганно одёргивала себя, как будто этими фантазиями боялась сглазить реальность: «А ну-ка прекрати! Ишь, размечталась!».

Неожиданно в уме появилось решение. «Приходи в понедельник вечером ко мне?» — написала я Матвею. Сердце бешено забилось, я вскочила и принялась метаться по комнате. Он придёт, увидит в квартире мужские вещи, и мне неминуемо придётся объясняться.

(— Зачем ты это сделала, ты с ума сошла!

— Но это единственный выход. А иначе я так и буду тянуть время.)

Я представила всё в мельчайших подробностях: он позвонит в дверь, я открою, он войдёт, разуется, я повешу его ветровку вон туда, отведу его на кухню, налью ему чаю в свою кружку с бегемотом и затем сразу начну рассказывать.

Но в понедельник всё с самого начала пошло не по плану. Матвей шагнул в квартиру, поцеловал меня и вытащил из-за спины букетик из белых колокольчиков. У меня не было богатого опыта получения букетов, и я немного растерялась. Пока я стояла, рассматривая цветы и бормоча что-то про то, какие они необычные и как мне нравятся, Матвей успел сам найти шкаф для верхней одежды и в нём свободную вешалку для своей куртки. В шкафу висели Алексовы зимний пуховик и демисезонный плащ, но Матвей как будто ничего не заметил.

Мы пошли на кухню, и я принялась искать вазу, а Матвей уже рассказывал о своих дачных приключениях и наливал чай. Он по-хозяйски открыл шкаф над раковиной, достал пару чашек, и когда я наконец выпрямилась, выудив из бездонного нижнего шкафа стеклянную вазу, Матвей уже сидел на стуле в углу кухни и прихлёбывал из чёрной, с изображением Козерога, кружки Алекса, а на противоположной стороне стола стояла кружка с бегемотиком для меня.

Я наполнила вазу водой и погрузила в неё стебли колокольчиков. Потом поставила цветы на кухонный стол, рядом с вазочкой с печеньем, в полосу жёлто-оранжевого вечернего солнца. На светлой деревянной столешнице зашевелилась длинная переливчатая тень.

На секунду я увидела, как всё это странно: цветы на этом столе, Матвей, сидящий на этой кухне с кружкой Алекса в руках и что-то возбужденно рассказывающий.

Я взяла со стола свою кружку и, опершись поясницей о разделочный стол, стала пить чай. Просто взять и оборвать Матвея, без всякого плавного перехода взорвать бомбу своего серьёзного разговора посреди его приподнятого настроения, мне казалось грубым и противоестественным, так что я решила переждать, пока он расскажет все свои новости.

Матвей как раз закончил историю о том, как у него из-под лопаты выскочил уж, когда мы услышали из прихожей звуки поворачивающегося в замке ключа.