Дельфийский оракул

Далматов остановился перед зеркалом и долго, пристально вглядывался в свое отражение, пытаясь обнаружить признаки грядущей смерти. Отражение было самым обыкновенным. Да и чувствовал себя Илья неплохо, и в нынешнем его состоянии сама мысль о женитьбе на Алиске выглядела парадоксальной.

Но пить всякую дрянь Далматов уж точно теперь поостережется!

Степана он нашел, как и ожидалось, в библиотеке, пожалуй, единственном месте в доме, которое ему хотелось сохранить как есть, в неприкосновенности.

– Саломея в саду. – Степан закрыл книгу и сделал попытку встать, но Далматов махнул рукой, показывая, что и сам найдет дорогу.

Музыка выбивалась за пределы дома. Она расползалась по саду, тревожа пчел и птиц. Яблони расправляли листья, защищаясь от непривычных им звуков. Но чем дальше Далматов отходил от дома, тем тише становилось. В саду царил влажноватый сумрак, характерный для мест заброшенных и дичающих. Крапива разрослась, пробившись сквозь колючие лозы дикого шиповника.

И лишь стекла оранжереи блестели по-прежнему ярко.

– Эй, ты где? – Далматов осмотрелся.

Тихо. Пусто и даже пустынно. Слабый ветер шевелит листья. И травы клонятся под собственной тяжестью.

– Эй…

Саломея в саду?

Кусты астр заполонили клумбу, оттеснив хрупкие примулы и маргаритки. Вьюнок вскарабкался на ржавые опоры и свесил к земле синие колокольчики цветов.

– Саломея!

Далматов заглянув в оранжерею, куда не заходил уже год, если не больше.

Пусто.

Уехала? На чем?

Такси вызвала и уехала. Ждала слишком долго. Или ей позвонили, потребовали «срочно быть». Вроде бы логично, но… Далматов зажмурился, пытаясь поймать выскользнувшее из цепи рассуждений звено.

Степан уверен, что Саломея в саду.

Саломея не уехала бы, не попрощавшись со Степаном. Не в ее характере это… и, значит, она в саду. Или, во всяком случае, была в саду.

Далматов набрал знакомый номер, опасаясь услышать, что абонент находится вне зоны действия сети. Но гудки пошли длинные, и почти сразу же заиграла мелодия.

Телефон лежал в объятиях разросшейся акации. Сухие стебли ее переплелись, надежно охраняя трубку, и Далматову пришлось потрудиться, чтобы извлечь аппарат из этой ловушки. Острые крючковатые иглы вспороли ему кожу на руке, и яркая кровь закапала на камни.

Капля – поверх капли.

Бурой. Подсыхающей, но все-таки – еще достаточно свежей.

Далматов сунул оба телефона в карман и присел. Крови на дорожке было немного. А вот на глиняном горшке, расколотом пополам, – больше. А к его днищу прилипли длинные рыжие волоски…

Эпизод 2 Стрелы Ниобы

Царица Ниоба проснулась затемно. Тело ее было сковано уже привычной неподвижностью. Пот стекал по шее, по бокам, по животу. Придется рабыням вновь растирать царицу драгоценными мазями, чтобы вывести красные пятна, которыми пестрела ее смуглая кожа. Сколь бы ни были дороги средства, сколь бы ни были мудры лекари, их составлявшие, но ни один не сумел спасти Ниобу от такой напасти.

Просто лекари не знали истинных причин.

Пот… страх… ночь и сон – как наказание.

Вот и сейчас – хриплое дыхание с трудом прорывается сквозь стиснутые зубы. Не закричать бы…

Спокоен сон Амфиона, дорогого супруга, который – двадцать лет минуло! – все глядит на нее прежним, влюбленным взором. Надежен Амфион, как камень, из которого возведены Фивы. И любовь его не знает хода времени. Сама Ниоба, глядя в такие родные глаза, становится моложе.

И сил у нее прибавляется…

О боги! Знали бы вы, сколько сил ей требуется, чтобы не закричать!

Кладет Ниоба ладонь – ледяную, непослушную – на грудь Амфиона, слушает сердце его и улыбается – вопреки всему.

Ночь еще. Всегда – ночь. И дремлют рабыни, спеша урвать редкие мгновенья отдыха. Склонила голову кормилица над колыбелью. Дочь – последнее, четырнадцатое дитя – сопит, сунув палец в рот. Год, как родилась, а тело Ниобы все еще пусто.