Дели-акыз

Теперь она уверена, что ей опасность уже не грозит. Но странно… Почему её преследователи вдруг разразились таким торжествующим смехом?

Глаша поднимает голову, смотрит вперед и вся холодеет. Прямо на нее летит на мохнатой горной лошаденке третий оборванец, то и дело подбадривающий ударами нагайки своего лихого скакуна. С каждым мгновением сокращается расстояние между ним и Глашей… Еще немного, и их лошади столкнутся над горной крутизной. Теперь уже конец… Спасенья нет… Барантачи, очевидно, давно уже выследили приглянувшегося им Беса и теперь не упустят удобный случай для его поимки. Безусловно, они его отнимут у неё и самое ее тоже не пощадят. Словом, она в руках у них вместе с Бесом, оттого они так дико, так торжествующе хохочут над ней.

Широко раскрытыми, полными ужаса глазами смотрит Глаша туда, вниз, откуда мчится ей навстречу третий бритоголовый оборванец, гиканьем и ударами нагайки подбадривающий своего коня. Глаше виден уже издали хищный блеск его глаз, устремленных на нее и сверкающих явным злорадством и насмешкой.

— Ага, попалась! Теперь не уйдешь из моих рук живой! — точно говорят эти глаза.

Вдруг взгляд девочки падает налево, вниз, на сверкающую в лучах солнца золотую поверхность реки… На минуту она задерживает бег лошади.

«Что, если… Правда, утес слишком высоко поднялся над водою… Но лучше разбиться об острые камни, лучше утонуть в бурливой воде, чем попасть к разбойникам вместе с четвероногим другом», — проносится в голове Глаши.

Еще мгновение, и она решается. Да!

Быстро наматывает она себе на одну руку длинный повод, а другою же рукою прижимает к груди пучок белых азалий. Теперь эти цветы, добытые такой страшной ценой, ей, разумеется, в десять раз дороже.

— Ну, Бесенька, ну, милый, выручай! — шепчет Глаша, склоняясь к самому уху лошади, и еще туже натягивается повод.

Лошадь хрипит, царапает копытами землю, пятится назад от края стремнины, чуя в ней смертельную опасность.

— Гайда, Бесенька, гайда, милый! Не бойся!

Глаша стоит сейчас в стременах во весь свой маленький рост и дрожит всем телом.

Но дальше медлить нельзя… Конный оборванец уже близко, всего в двух саженях.

— Вперед «Бес», вперед!

Очевидно, страх и отчаяние придали детскому голосу какую-то силу, которая сразу же передалась и коню. А маленькие каблучки снова энергично и крепко сжали крутые бедра лошади. Конь испустил отчаянное ржание и, взмахнув передними ногами, прыгнул с утеса в разверзшуюся перед ним водяную бездну.

— Дели-акыз! — раздался единодушный крик удавления и ужаса всех трех оборванцев, когда они увидели барахтавшихся внизу в волнах реки отважную всадницу и чудного, точно сказочного коня.

Во время бешеного скачка Глаша потеряла сознание. Но холодная вода сразу привела ее в себя.

«Жива! Бес цел! Его не украла!» — было первою сознательной мыслью, промелькнувшей в голове девочки в то время, как её лошадь отчаянно пробивала себе дорогу в воде.

— Плыви, «Бесенька»… Миленький!.. Выручай меня!.. — шептала ей в ухо Глаша, в восторженно-радостном настроении от сознания, что они оба спасены.

Но Беса и не надо было подбадривать. Он и без того чуял, понимал, что ему необходимо вынести себя и свою всадницу на противоположный берег. И вот, еще несколько движений — и, весь сверкающий на солнце, позолотившем его мокрую гнедую шерсть, Бес выскочил из воды.

Теперь только, будучи в полной безопасности, Глаша оглянулась назад на утес, с которого несколько минут тому назад сделала с конем свой безумный скачок, подвергаясь смертельной опасности. И сердце у неё замерло, при виде той высоты, с которой она отважилась спрыгнуть. Скачок — поистине достойный её прозвища «дели-акыз». Не даром и оборванцы, эти видавшие виды горные разбойники, пришли в ужас от решимости Глаши и хором воскликнули «дели-акыз!» в момент её прыжка. Мокрая вся, тяжело дышащая, повалилась Глаша на траву подле еле державшегося на ногах и тоже тяжело дышавшего Беса. Слабость сковала сейчас все её тело. Но такое состояние длилось не долго. Через несколько минут она была уже на ногах. Глаша отлично понимала, что медлить нельзя. Её преследователи барантачи могут спуститься с утеса, переплыть реку и опять настичь ее. Вот они уже о чем-то совещаются у самого края утеса, а смуглые руки их, сжатые в кулаки, грозят ей самым зловещим образом.

Да, медлить нельзя. И Глаша поворачивается к коню, осматривает его с ног до головы, сомневаясь, — в силах ли он продолжать путь к спасению или нет.

Бес точно понял тревогу всадницы и довольным, веселым ржаньем поспешил убедить Глашу в том, что опасный прыжок прошел для него безнаказанным, что он вполне оправился и готов опять помчаться туда, куда его направят.

Глаша все это прочла во взгляде умных, выразительных глаз лошади, и, кинув новый взор на утес противоположного берега, вскочила в седло и понеслась с бешеной скоростью по знакомой дороге вперед.

ГЛАВА VI

— Ты уже проснулась?

— Достаточно я спала за эти дни…

— Тише, бирюзовая, услышит «друг», беда будет.

— Что нового, Селтонет?