Дели-акыз

— Братик мой ненаглядный — говорит она, — если Богу будет угодно взять меня отсюда — там на чужбине, не горюй! Помни, что у тебя есть «друг», друг, который любит тебя, как мать, а я…

— Гема! Гема! — стоном срывается с губ юноши, — не говори так! Ты разрываешь мне сердце.

— Молчи, Сандро, молчи!.. Дай высказать мне то, что у меня на душе: если я уйду туда, высоко-высоко, то буду там с нашей матерью, с нашим отцом молиться за тебя…

— Перестань! Перестань! Или ты не видишь, что душа моя истекает кровью?

— Успокойся, братик любимый. От слов, говорят, не пристанет ничего. Может быт, мои злые предчувствия напрасны, и я вернусь с наливными, как яблоко, щеками этою же осенью из Швейцарии… Но если бы я не вернулась, так вот, голубь мой, возьми медальон нашей матери и образок святой Нины на память о Геме… На! Дай я благословлю им тебя.

И Гема, быстро и порывисто расстегнула ворот платья, сняла крошечный медальон с образком и осенила им склоненную голову юноши. Сандро готов разрыдаться и с трудом удерживается от слез.

Ему хочется упасть к ногам сестры и крикнуть:

— Не уходи от нас, моя Гема, не уходи! Ты нужнее земле, чем небу, и я так люблю тебя, так привязан к тебе!

Но он мужчина и джигит. У него должна быть сильная воля и мужественная душа. И, подавив подступившие к груди слезы, он только бережно берет маленькую ручку Гемы и подносит ее к губам. В этом поцелуе сказывается вся его любовь к ней, вся его бесконечная братская нежность.

А на другом конце кровли идет в это время оживленная беседа. Здесь на двух мягких тахтах разместились Нина, Люда, Даня, Маруся, Глаша и Селтонет. Валь и Селим уселись у ног их, на корточки, по-турецки. Нина говорит сдержанным спокойным голосом:

— Люда, душа моя, знаю, как тебе одной будет трудно справляться здесь… Князь Андро в летнее время не сможет часто приезжать из лагеря, у них происходят маневры. Сандро поручаю быть твоим помощником; ты можешь положиться на него, Люда.

— Горжусь таким славным помощником, — ласково улыбнувшись, вставила Людмила Александровна Влассовская.

— Марусе поручаю хозяйство, стол, кухню, слышишь, девочка? Будь исполнительна и усердна и не очень покрикивай на Маро…

— Но она такая бестолковая, «друг»! — оправдывается сконфуженная Маруся.

— Все равно, она старше тебя. И потом, у каждого есть свои недостатки. Надо уметь прощать чужие промахи, чтобы иметь право на снисходительное отношение к себе других. Даня, подойди, сядь ко мне ближе! — обращается княжна к притаившейся в углу бывшей консерваторке, на коленях которой покоится по обыкновению растрепанная вихрастая головка Глаши.

Темная изящная Фигурка приближается к Нине.

— Как идут твои уроки у Мохаидзе и у полицмейстера, Даня?

— Недурно, «друг». Благодарю. Все три ученицы оказались очень способными. Я даже и не думала, что у них так хорошо дело пойдет на лад. К осени, конечно, прибавится число желающих учиться на арфе в Гори, и я буду совсем счастлива тогда. Когда увеличится заработок, я смогу осуществить свою мечту — поставить памятник маме.

Прелестные глаза Дани затуманиваются слезами. Нина смотрит на девушку внимательным, зорким взглядом, взглядом орлицы, как говорят в «Гнезде».

— Даня, — после минутной паузы, начинает снова княжна, — думаешь ли ты, что не имело смысла пять лет учиться на арфе, чтобы давать грошовые уроки в Гори? Не тянет ли тебя к более благодарной, более широкой деятельности? Будь откровенна со мною, дитя мое, и ответь правдиво на мой вопрос.

Радостная волна заливает душу Дави. Так ли поняла она «друга»? Не ослышалась ли? Неужели суждено осуществиться, наконец, её робкой мечте — давать концерты? И сама «друг», сама Нина, когда-то запрещавшая ей думать об этом, теперь дает свое согласие, судя по только что заданному вопросу.

Глаза девушки сверкают восторгом. Тонкие руки порываются обнять шею той, которая жизнь готова отдать за свой питомник. Но Нина Бек-Израил враг сентиментальных трогательных сцен. Она хмурит свои густые черные брови и крепко пожимает тонкую руку. Но в восточных глазах её загорается огонь нежности и любви, когда она обычным своим сурово-спокойным голосом говорит:

— Должно быть, через несколько дней к тебе, Даня, явится один устроитель концертов и предложит тебе поездку по России, для выступления перед публикой в целом ряду городов. Я ничего не имею против этого, тетя Люда тоже. Нельзя зарывать в землю Богом данный талант. Не правда ли?

Даня вся загорается восторгом и радостью от этих слов. Она так давно мечтала о такой поездке, о таких концертах, и так боялась заикнуться о них «другу». И вот сама Нина предлагает их ей.

Потрясенная, счастливая, отходит она в свой уголок и садится на прежнее место. А там уже быстрые глаза Глаши впиваются в нее.

— Даня, радость моя, королевна моя сказочная, ты возьмешь меня с собой в поездку? Возьмешь?

— Что ты! Что ты! — отмахивается от неё почти с ужасом Даня.