Дели-акыз

— Постой… Молчи… Голоса на террасе. О, Селта! Это они!.. Голос тети Люды и «друга»… Смотри! Они в черном, Селта! Ты видишь черные тени по галереи?.. О, Гема! Нам не удалось вместе с ними помолиться за её бедную душу! Бедная Гема! Да будет сладка ей жизнь в раю! Смотри, Селта! Смотри…

Глаза Глаши, успевшей перешагнуть порог сада и об руку с Селтонет углубиться в аллею, неожиданно округляются от ужаса… Широко расширяются и без того огромные зрачки… Судорожно раскрывается рот… и руки конвульсивно сжимают руку спутницы.

— Селта!.. Гема!.. Мертвая Гема!.. Её призрак!.. Ай!

Глаша не договаривает… Ужас охватывает все её существо… Этот ужас передается и Селтонет… Узкие, черные глаза последней меркнут от страха, и дикий крик вырывается из груди в то время, как протянутая рука моментально поднялась и указывает в ту сторону, где стоят обвеянные полумраком розовые кусты.

Там, наклонясь над ними, вдыхая нежный аромат пышной, нежной розы, стоит склонившись девушка, тоненькая, стройная, как тростинка. У неё бледное лицо, опущенные глаза, и черные кудри, падающие по плечам.

На отчаянный крик Селтонет она вздрагивает, поднимает голову… И ответный крик, не то полный страха, не то полный радости, звенит на весь сад, на весь дом, на всю усадьбу.

— «Друг»! Тетя Люда! Сандро! Сюда! Они здесь! Они живы! Они вернулись!

Крик Гемы взбудораживает все «Гнездо». На галерее под навесом происходить суматоха. С воплем несется оттуда Даня… За нею Маруся… За ними «мальчики» — Сандро; Валентин, Селим… Княжна Нива Бек-Израил, названная Джаваха, недоумевающая, бледная, впервые, кажется, растерявшаяся за всю свою жизнь, с развивающейся траурной вуалью спешит со ступеней галереи в сад… Людмила Александровна, с помертвевшим от волнения лицом, также вся в черном, бежит с легкостью молоденькой девочки по чинаровой аллеи. Её траурная вуаль клубится вокруг шеи…

— Боже мой! Они живы! Какое счастье! Господи, благодарю Тебя! — лепечет она бледными губами.

А живая, настоящая Гема уже бьется, рыдая в плече обхватившей ее Глаши.

— Так ты жива! И Селта тоже! О, Господи! — и тетя Люда одним движением заключает обеих девушек, и взрослую и маленькую, в свои объятья.

Но глаза Глаши и Селты направляются к Геме… Они смотрят на нее обе, как на выходца с того света.

Разве не сказал им Рагим, что в «Гнезде» носят траур и молятся о покойнике, что он видел княжну Нину вернувшуюся назад одной без Гемы.

— Откуда вы? Где пропадали эти три недели? Господи! Как исхудали обе! На тебе лица нет, Глаша! Как ты осунулась, как исхудала, Селтонет! — слышатся вокруг милые, знакомые голоса.

— Да знаете ли вы, несчастные, что вас давно считали умершими и здесь, дома, и в Гори? — наконец вскрикивает Валь.

— Мы носили по вас траур и молились, как по умершим, — вставляет Маруся.

— С того дня, как нашли вашу одежду на берегу Куры, мы все решили, что вы пошли купаться и утонули. «Друг», вернувшийся по моей телеграмме с Гемой, велела обшарить баграми всю реку в окрестностях Гори. Но ничего не нашли и решили, что вас унесло течением.

Это говорит Сандро, в то время, как Селим молчит. Его горящие глаза впиваются в Селту. Его душа горит не менее глаз. Почему она так исхудала? Почему у неё такой бледный, грустный вид? О, пусть только она скажет ему, что или кто тому причиной? И он своим кинжалом заставит жизнью поплатиться всех тех, кто посмел причинить ей горе!

А вопросы целым дождем сыплются на «воскресших». Их обнимают, приветствуют, им пожимают руки…

— Откуда они пришли? Почему в таком ужасном виде? Где были? Почему не давали знать о себе?

И вот поднимает голос сама хозяйка «Гнезда» княжна Нина.

— Селтонет и Глаша, — говорит она своим обычным властным, спокойным голосом, как будто ни чего не случилось. — Селтонет и Глаша, идите прежде всего привести себя в порядок, потом пройдите ко мне в комнату. Я хочу знать все!

И, взяв с одной стороны под руку Глашу, с другой — Селтонет, она повела их по направлению к дому.

Все остальные последовали за ними. Тетя Люда, Маруся, Даня, Гема, Сандро, Селим…

Валь замыкал шествие. Внезапно он ударил себя по лбу и громко расхохотался к всеобщему изумлению.

— Ба! Ну разве это не номер? Две живые покойницы испугались третьей? Ведь они Гемочку приняли за призрак, а та, в свою очередь, испугалась их… Ну, теперь Селта и Глаша проживут сто лет, до тех пор, пока не надоедят всему миру. Есть такое поверье, что когда молятся за тех, кто не умер, эти мнимые покойнички доживают до Мафусаиловых лет. Ур-р-ра! Я несказанно рад за Селту и Глашу.

— Итак, Глафира, я жду. Рассказывай все по порядку… Сначала ты, потом Селтонет. Я все хочу знать, — говорит Нина Бек-Израил.