Делион. По следам древней печати

Ордерик улыбался. Впервые за четырнадцать оборотов его улыбка от уха до уха говорила о том, что он счастлив. Почти. Оставалось немного, прежде чем он встретится со своей возлюбленной Хильгидой. В последнее время она часто приходила к нему во сне и говорила о том, как она сильно любит своего рыцаря. Ее родинка на щеке казалось Ордерику такой родной, и такой забытой. Она манила его к себе, говоря о том, как сильно соскучилась по нему за прошедшие годы. Да, это определенно стоило того, чтобы отдать в жертву собственный город. И собственную дочь. Хильгида отдала свою жизнь взамен жизни дочери. После того, как Некромант рассказал о том, какую цену необходимо заплатить за воскресения жены герцога и поначалу правитель Рэвенфилда колебался. Однако, каждое сновидение, где Хильгида приходила к герцогу, подталкивала Ордерика пойти на решительный шаг. Разменять жизнь собственной дочери на жизнь ее матери. Девочка и не догадывалась о том, что ее тело станет частицей чего-то большего.

Он слез со своего коня, добраться до пещеры, о которой говорил Некромант было не просто. Его душу мучало и раздирало на части вид Рэвенфилда, по улицам шагали толпы зомби в поисках пропитания, улицы были завалены трупами людей, гостей из других уголков Делиона, животными. Нельзя было пройти ни шагу, не ступив на мертвого ворона, с разодранными животами и спинами от когтей летучих мышей. Ордерик печалился о судьбе города, но в конце концов вновь победила его мысль о том, что нет ничего дороже Хильгиды. Если бы на судьбоносных весах на одной стороне лежали все боги Делиона, а на другой его любящая жена, он бы беспрекословно бы повиновался зову собственного сердца.

Он бросил своего коня, даже забыв его привязать, однако верховое животное и не собиралось никуда уходить. Войдя вовнутрь пещеры он чувствовал запах гниения и вонь человеческих, изуродованных смертью тел. Даже это не остановило перед встречей с любящей женой. Ордерик вошел вовнутрь, но Хильгиды почему-то не было здесь. На крестах висели тела бывших жителей Бережка, ссохшиеся и скукожен ные, похожие на изюм, привозимый с Морского Востока, но ее возлюбленной здесь не было, то место, где она должна была быть пустовало. Некромант объяснил, чтобы вернуть душу из мира мертвых понадобятся души живых людей и их кровь.

Ордерик сделал с десяток шагов вперед, пока не увидел свою Хильгиду в теле, еще не до конца трансформирующейся дочери. Ордерик завопил во все горло, крики раздавались эхом в стенах пещеры, но его громкие вопли мертвые никогда больше не услышат. Хильгида лежала возле одного из крестов с отрубленной головой, из ее живота выпали внутренности, а мухи уже облюбовали тело возлюбленной. Герцог затрясся в сильном плаче, он рыдал словно маленькая девочка, потерявшая свою куклу. Бил кулаками по земле и проклинал всех богов, речноземных и имперских, проклинал Некроманта и всех вампиров, занявших его город. Он проклинал собственную дочь самыми скверными словами, молотя своими латными перчатками по твердой каменистой почве пещеры. Герцог ощутил внутри себя бездонную пустоту, где единолично царило отчаяние, засасывающее его душу. Скверное ощущение, после которого наступает момент отмирания всех чувств, атрофированная скорбь заставила Ордерика мыслить рационально.

Слезы до сих пор струились по его щекам, герцог решил покончить раз и навсегда со всеми этими действиями. Найди собственного коня, мирно пасущегося у входа в пещеру, он подошел к нему и начал снимать с удилища вожжи. Вожжи были из сыромятной кожи, довольно жесткие и не особо длинные, но их хватило чтобы связать петлю, которая станет концом в жизни последнего герцога Рэвенфилда.

***

Тяжело дыша, страж сидел у перевернутой телеги, за стогом сена, пытаясь перевязать свою кровоточащую рану на руке. Она не была глубокой, но Галарий не мог знать, попала ли инфекция в рану после того, как его ранила нежить. Кольчужный доспех не защитил Галария от укуса упыря, по его рукаву стекали алые капли крови. Рана была на правой руке, его правая ладонь еще могла сжимать рукоять зачарованного меча.

Голубой свет Мольвии. Запах сена и молока. Кошачьей мочи, жженой соломы. Вонь гнили и крови. Горящих тел и смердящих упырей.

Галарий прижался спиной к деревянной телеге, в надежде на то, что восставшие мертвецы его не заметят, прижимая к себе магическое оружие. Из тележки свисала копна сена, отложив меч на землю, рыжебородый взял сухую копну и попытался вытереть алую жидкость, сочившуюся из раны.

— Бездна, — выругался рыжий, растирая кровь по всему рукаву, рана не переставала кровоточить.