Delirium?

И еще. Источник освещения. Почти под самым потолком, вдоль одной из стен располагался ряд прямоугольных отверстий, забранных редкой решеткой, и многие новоприбывший, в том числе и я, устремились туда вплавь. Жалобно скуля от страха и отчаянья, начали они, плывшие во главе, с трудом, но протискиваться меж поросших бурым мхом прутьев. Но лучики надежды, шедшие снаружи, обернулись звенящими лучами смерти, и вокруг меня запрыгали ошметки горячего мяса. Это был конец. Я больше не принадлежал тому миру.

Вопреки опасениям, коренные обитатели Клоаки не испытывали к немногочисленным (лично из моей пятерки в живых остался я один) пришельцам враждебных чувств, напротив, оказалось, что большая часть их родилась не здесь, а так же в свое злополучное время пришла из внешнего мира. Дремлющие же в толще ила почтенные старцы, фактически неотличимые от вросших в дно пней, просто игнорировали все попытки установить контакт.

Мы быстро обживались. Вот я уже слышал, как кто-то из новоприбывших, должно быть самый практичный, ратовал за то, чтобы срочно изобрести способ, как избавиться от накопившихся трупов, но его успокоили, сказав, что водоросли обо всем позаботятся. И вскоре я и сам увидел, как мимо проплыл искаженный предсмертной агонией лик, увлекаемый цепкими зелеными прядями к основанию росшего из кочки куста.

То была совсем другая жизнь, непохожая ни на что прежде. Лениво плавая в мутных водах, в полумраке вздымая облака взвеси с покрытого тиной и мусором дна, глядишь, вот промелькнул выбеленный череп или кость, раздутые, словно недельные покойники, засыпая в булькающих глубинах или взбираясь к самой поверхности, чтобы с опаской, придерживаясь за решетку, дабы не сносило течение, понаблюдать за розовым заходом солнца. Временами сквозь сонную мглу доносилось эхо любовных утех или нечестивых пиршеств. Откуда-то брались девушки, и шло групповое насилие, а после и размножение, кого-то просто съедали или затаскивали в омут неведомые щупальца. Внутри меня булькали воды, а потом случилось нечто.

Должно быть, кому-то все же удалось потайными проходами, да сточными трубами пробраться в град верхний, то ли случилось что-то еще, из ряда вон выходящее, только однажды на плававших у самых решеток обрушились гарпуны и цепные петли. Тех, кому не посчастливилось вырваться, бритоголовые жрецы в белоснежных юбках выволокли наружу, и в назидание подвесили в сетях к столбам.

Затаившись, из глубин смрадной Клоаки мы с горечью наблюдали, как день за днем жара и жажда медленно и неуклонно корежили, сгибали, высушивали и убивали их.

Сам не помню, когда я начал искать пути общения с остальными. Более активные, как правило, собирались где-нибудь в углу, всегда на поверхности, где отмелями громоздился нанесенный битый щебень, ржавые балки, сломанные канализационные решетки и люки, да прочий, обросший мхом и тиной мусор. Вновь учась думать, разговаривать, осматривал гулкие своды, замечая вырезанные ниши, древние, раскрошившиеся до неузнаваемости барельефы, огрызки колонн. А еще они действительно нашли проход, наш выход.

В один прекрасный миг в центре круга заговорщиков из мутных глубин вынырнула прелестная девушка в серой хламиде. Совсем молоденькая и худенькая, в сущности, еще дитя, с бесцветными волосами и глазами-бельмами статуи. Голову ее украшала пара совершенных тоненьких, но безупречно прямых и длинных рожков.

– Молодая Священная Корова пришла! – обнадеживающе разнеслось под проклятыми сводами.

Обратив свой взор, да, именно так, ибо я знал, что видит она не глазами, в пространство, Священная Корова вся как бы внутренне напряглась. С ее островерхих рогов сорвалась молния, и внезапно развалины явили величие прошлого. Купол с идущим по окружности нефом, на котором разместились на золотых тронах мумии Подземных Богов. Окаменевшие от старости, многие без верхних конечностей, а то и вовсе – остатки торсов, поруганные и забытые, они всегда находились в этом невообразимо древнем храме, ставшем канализацией Города Наверху.

Молния сбила голову одной из них, и она, гигантская, вся в бахроме шевелящихся червей, скривившая в иронической ухмылке впалые желтые щеки, грохнулась неподалеку, взметая фонтаны брызг и поднимая донную тину и дохлых угрей.

Сие было как помутнение разума, или как прозрение, решать вам, когда, вновь не первый, но следом за лидерами, я бесстрашно и безрассудно устремился через открывшийся проход.

Переплетения коридоров, выстроенных из прочных прозрачных щитов, передние беглецы уже бились о них, как рыба об лед, силясь проникнуть за кажущуюся доступной прозрачность, а задние напирали, плюща и давя в кровавую кашу отважнейших. Сверху испугано закричали, а потом глумливо захихикали жрецы.

– На помощь! Бейтесь, братья! – раздавалось со всех сторон.