Delirium?

Затушив недокуренную сигарету о багровый синяк у нее на лбу, я встал и, пошатываясь, вышел в коридор. Там было пусто, доносилась музыка, шоу уже началось.

Пол содрогнулся. Непрекращающиеся землетрясения – еще одни последствия проклятых «точечных ударов» миротворцев, мир их президенту и благоденствия.

Цепляясь за перила, мне удалось подняться на второй этаж. На пороге офиса дорогу мне перегородил телохранитель Париса. Я попытался обойти, но тот грубо и не скрывая презрения, оттолкнул меня. Где-то в глубине своего больного мозга, я позавидовал его вестибулярному аппарату, сам бы я уже не раз облевался, если бы что-нибудь съел с утра.

Теперь уже все пространство изгибалось, а он стоял в центре мироздания тупой глыбой мышц и по-рыбьи беззвучно хлопал ртом. В ушах у меня гудело. Тут он оглянулся, видимо, собираясь кого-то позвать, и мне сделалось легко и просто, рука сама пошла, зарываясь мордовороту в пах. Я перешагнул скорчившегося червя, вытаскивая заткнутое на спине за поясом оружие.

– Парис, – позвал я. – Где ты, мой нежный поросеночек? Где ты, моя киска? Трахаешь своих нежных мальчиков, или кто-то из них уже пристроился к твоему любвеобильному заду?

– Не подходи! – долетел до меня захлебывающийся истеричный крик. – Я вооружен! Я вооружен и чертовски опасен! Да я просто в истерике и могу стрельнуть! Я же всегда любил тебя и даже потворствовал этим твоим странным увлечениям. Зачем ты вообще спутался с этими нечистыми вонючими самками, с этой чертовой малолеткой? Посмотри в кого ты превратился теперь! Ведь еще не поздно…

– Боюсь, ты что-то напутал малость, Парис, – сказал я, и тут же фанерная перегородка брызнула щепками, оцарапав мне щеку. Лязгнул передернутый затвор и гильза, звеня, покатилась по кафелю. Рефлекторно я тоже выстрелил.

Он сидел, откинувшись на крышке унитаза, с зияющей дырой в черепе, ружье валялось рядом. Потом он покачнулся, заваливаясь на бок.

Нет, я не хотел убивать его вот так. Выругавшись, я нападал ногой забытую дамскую сумочку.

Нет, он должен был молить у меня прощение, ползать на коленях, целуя ноги, ревя, унижаясь и размазывая дорогую тушь по сопливому лицу. Но не умирать вот так, походя, не заплатив.

И что теперь, снова впереди жизнь – как хаотичные, бессмысленные видения, как сон?

Теперь, когда Парис лежит мертвый в уборной, я не испытываю злобы, я осознаю, что исподволь, ненавязчиво подталкивая нас друг к другу, желал мне добра, хотел облагородить, справедливо полагая, что только сильное чувство может прервать порочный круг. Мне жаль, дорогой друг, что именно я убил тебя. Но за все, что ты со мной сотворил, ты этого вполне заслуживал.

Кажется, это была последняя мысль, а потом я побрел туда, где играла музыка, и яркий свет софитов негасимой феерией вечного торжества отражался от сверкающего подиума…

* * *

Я очнулся.

Очнулся?! Хочется верить…

Так как я сижу, удобно устроившись в кресле, ветер треплет занавеску из марли. Жарко. Ярко. Скучно. Я закрываю книгу, в которой читал о граде прокаженных, граде побежденных, городе без цели.

– Виубзз… – это магнитофон жует кассету.

С ковра на меня укоризненно посмотрел олень, и, тряхнув рогами, умчался в чащу.

Магнитофон закончил жевать кассету, и выплюнул остатки на пол. С мятой ленты осыпались слова:

– На. Детских. Паутинках. Уцелевших. Мозгов. Танцует. Дождь.

– ???

– На детских паутинках уцелевших мозгов танцует дождь.

– Довольно!

– Надетскихпаутинкахуцелевшихмозговтанцуетдождьнадетскихпаутинкахуцеле…

Я зажал уши и выскочил на улицу.

Улицы не было.

Неба не было.

Вообще ничего не было. Идеально гладкое ничто.

Я оглянулся – то же самое. И позади ничего не было.

Должно быть, я сошел с ума.

– Сошел с ума?! Как же! – рявкнул над ухом неизвестно откуда взявшийся антропоид с лирой. – Уж не думаешь ли ты, что выжил после двадцати шести попаданий?

– Двадцати восьми, – робко поправил я, слишком ошарашенный, чтобы поставить под сомнение реальность происходящего. – Я же считал.

– Фу! Не будь педантом.

– Где я вообще нахожусь? Неужто, это самое… в аду?

При этих словах у антропоида отпали крылышки, и полез хвост, грязно выругавшись, он грузно шлепнулся и окончательно превратился в волосатого и краснорожего черта. Потирая ушибленный бок, он в сердцах замахнулся сломанной лирой.

– Ад! Скажешь еще! Что, это, по-твоему, на ад похоже? – и он развел вокруг руками.

– Ну, так и на рай как-то не очень.

– И на рай тоже, – покладисто согласился черт. – Это пока вообще ни на что не похоже. Ремонт. Проверка кластеров на ошибки. Надо же было так нарушить вселенскую гармонию! И поосторожнее с именами – видишь что получилось.

– Как же мне отсюда выбраться? – выкрикнул я в стремительно удаляющуюся спину.

– Ясно же выразился: сия часть мироздания закрыта на ремонт. Отсюда нельзя выбраться, – невнятно пробубнили уста на спине.

– Но я же как-то сюда попал? – в панике воскликнул я. Оставаться наедине с набиравшей обороты шизофренией не хотелось.

– С чего ты взял? – донеслось издалека. – Ты всегда был здесь.