Торнум. Что-то с самого начала в его лице казалось ей неуловимо знакомым. Но что? Они никогда не встречались, не разговаривали, не пересекались, потому что это невозможно. Последние годы Лин провела на Уровнях, Торнум на Урмаэ. И все же… Этот разрез глаз, эти упрямо поджатые губы. Нос? Нет, нос переломан не единожды, сложно понять изначальную форму. Тогда почему она бесконечно часто возвращается к рассматриванию «незнакомца»? И бритый наполовину череп – она уже когда-то и где-то видела такой…
Обеденный перерыв.
Женщины кормили вкусно, сытно – наварили мясную похлебку, накрошили овощей и незнакомых по вкусу корнеплодов. Вышло отменно. На соседнем бревне шутила Тами – «не возьмешь рецепт, а жаль…»
– Ну, можешь взять семена, – пожимала плечами Мег.
– Ага, а после просить Тайру их вырастить. Я даже дома не каждый день бываю, чтобы их поливать. Да и повар из меня посредственный… А вот семена «котоцветов» я бы взяла.
Вздох.
Кто-то спросил ее – кто такие «котоцветы»?
– Это такие мордастые растения, – пространные пояснения, – далеко отсюда…
– Которые мурчат…
– Поют, в смысле?
– Да, можно и так сказать. А здесь они «водятся»? То есть растут?…
Лин слушала вполуха. Из головы не шел сидящий рядом Торнум. А когда подошла его жена – принесла еще похлебку, забрала грязную миску, – Белинда вдруг поняла все разом. Так бывает, когда долго решаемый пазл оказывается на самом деле очень легким. Если есть все куски, все детальки. И последней деталькой стала улыбка незнакомой женщины. Улыбка, которая обнажила не совсем ровные зубы – передние чуть находили один на другой…
– Скажите… – Белинда начала очень осторожно. Потому что когда они выходили представиться «Гхерре», ничего не упомянули о детях, – у вас есть дети? Дочь?
Тормун застыл, как изваяние, и моментально взлетела ко рту рука его жены, прикрывая вырвавшийся всхлип.
А после ровный ответ, который превратил для них солнечный теплый полдень в промозглый и неуютный.
– У нас… была… дочь.
У женщины черты лица неправильные, но по-своему симпатичные, привлекательные. Светло-карие глаза, узкое лицо, довольно молодое для того, кто давно родил ребенка. Морщинки мелкие, почти незаметные; лишнего веса в теле нет. Торнум же глазами черный, как смоль. И волосы под стать. Кожа желтовая, брови густые. Жилистый, крепкий.
– Она исчезла… очень давно.
Они считали ее мертвой.
– Она жива?
Жену звали Аримой. И отвечать на вопрос Лин она не хотела – смотрела влажными глазами в сторону. Говорить пришлось Торнуму.
– Она мертва.
Так они решили. Чтобы не мучить себя.
Но Лин упрямо покачала головой. Сообщила уже не вопросительно, уверенно:
– Она жива. И зовут ее Уриманной. Рим.
Последнее слово потонуло в вое – плач вырвался из Аримы громкий и напористый, будто пробка вылетела из бутылки.
Теперь на нее смотрели с надеждой, недоверием, изумлением. И еще упреком – зачем, мол, ты делаешь нам больно? Ведь мы давно пережили… Но надежды все-таки было больше. И разгоралась она все сильнее.
Лин спокойно заверяла:
– Уриманна жива. Мы встречались с ней, вместе учились бою… Я бы показала вам, но у меня сел телефон, прибор такой. Нет энергии. А на нем фотографии…
– Что такое «фотографии»?
Глаза Аримы, как глаза оленя – темные, мокрые, большие.
– Фотографии – это остановленные во времени моменты. Вы могли бы ее увидеть. Она стала очень сильной, очень смелой.
– А чем она сейчас занимается?
Торнум больше не выглядел воином. Он выглядел изможденным тревогами за ребенка отцом.
– Она… – Лин не стала говорить «мы вместе», не стоило, – открыла школу. Учит мастерству боя и защиты. Она… встретила мужчину, вышла замуж. Его зовут Чен…
– Вышла замуж? А ведь думала, что никогда, – качала головой мать.
Отец услышал другое:
– Учит бою? Очень… достойно.
Оказывается, они считали ее потерянной. Разорванной дикими зверями, утонувшей – рано ушедшим ребенком, который не смог принять «Духу» – по-местному «судьбу». Уриманна покинула клан, едва достигнув двадцатилетия.
Если бы они на самом деле знали… Это не Белинда учила ее драться, как они теперь думали, это Рим взяла Белинду под крыло. После того, как какое-то время чмырила ее в Тин-До.
«Малявка…»
Сложные пробуждения, ледяное озеро, вечные пинки и окрики –
Ей не забыть, Рим сделала для нее так много…
И вдруг родители.
Не просто далеко, но на другом континенте, в другом мире.
Выбритый наполовину череп, чуть кривоватые зубы, татуировка в виде дракона.
Рим… Уриманна. Урмак.
Вечером к ним подошел Кулум, попросил:
– Где тот ваш… прибор? Который без энергии?
Белинда достала из кармана севший телефон – зря они с Тами посадили последние проценты заряда на фотки в снежном лесу.
– Кладите его сюда… – и сложенные лодочкой ладони шамана. В которых плескалось, как золотая вода, зарево. – Я его напитаю немного.
– Вы собираетесь потратить на это… свою… энергию?
Конечно, увидеть дочь для родителей важно, но настолько ли, чтобы лишить старика сил?
– Уважаемая, если бы я каждый раз тратил «свою» энергию на подобные вещи, то не прожил бы и до ста.