Все остальные бросились на Гастона. Он уже считал себя погибшим, ему уже было нанесено три или четыре удара, как вдруг отчаянное решение пришло ему на ум. Он вскочил на бильярд и, разбежавшись по нему, изо всех сил бросился в окно. Зазвенели стекла, но Гастон уже был вне кафе. Он бежал по ярмарочной площади, не зная куда.
Была скверная погода, солнце уже село, и большие, черные, снеговые тучи плыли по небу. Но было еще светло.
Он решил, если удастся, бежать к замку Кламеран и с невероятной быстротой, перебежав по диагонали ярмарочную площадь, бросился к плотине, которая защищала Тарасконскую долину от наводнений. К несчастью, добравшись до этой плотины, поросшей великолепными деревьями и служившей местом для гулянья, Гастон позабыл, что она обнесена изгородью в три проволоки, как это делается обыкновенно вокруг мест, предназначенных для одних только пешеходов. Разлетевшись со всех ног, он ударился об изгородь, которая отбросила его назад, сильно поранив ему бедро.
Он быстро поднялся, но преследователи уже насели на него, и на этот раз ему уже нельзя было ожидать пощады. Рассудок оставил его. Он не знал, как ему поступить. Кто-то бросил в него бутылкой, она рассекла ему бровь, и кровь пролилась из раны и ослепляла его.
Он решил пробиться или умереть.
И, все еще не расставаясь с окровавленным ножом, несчастный взмахнул им во второй раз. Раздался ужасный крик, и повалился еще один человек.
Это дало ему отсрочку. Он бросился к изгороди и перескочил на плотину.
Двое из преследовавших склонились над раненым, а пятеро остальных с удвоенной энергией пустились за ним в погоню.
Но Гастон был проворен, ужас положения утроил его силы. Разгоряченный борьбой, он не чувствовал своих ран и бежал быстрее, чем скаковая лошадь.
Скоро преследователи от него отстали, шум их голосов стал замолкать и наконец замолк совсем.
А Гастон все еще бежал, перелезая через изгороди и перепрыгивая через канавы, пока не убедился наконец, что погоня уже невозможна. Тогда он упал в изнеможении у дерева, попавшегося ему на пути.
Он убил…
Он убил, но его рука все еще сжимала это орудие смерти. Он с ужасом отбросил его подальше от себя.
Теперь он погиб. Но с ним вместе погибала также и Валентина: ее репутация была подорвана. И все из-за того, что он не сумел обуздать себя.
Однако же оставаться здесь было бы невозможно. Не было никакого сомнения в том, что придется иметь дело с вооруженными людьми. Его уже разыскивали. Уже бежали по его следам. Необходимо было во что бы то ни стало попасть в замок Кламеран и, прежде чем бежать, и, быть может, навсегда, повидаться с отцом и еще хоть один раз пожать руку Валентине.
Он поднялся.
Было уже десять часов, когда он, после мучительной ходьбы, постучался наконец в калитку замка.
При виде его старый слуга, отворявший ему калитку, в ужасе отступил.
— Боже мой, граф! — воскликнул он. — Что с вами?
— Молчи! — пригрозил ему Гастон тоном, дававшим понять о страшной опасности. — Молчи! Где отец?
— Господин маркиз у себя в комнате вместе с господином Луи.
Гастон быстро поднялся по лестнице и вошел в ту комнату, где сидели его брат и отец. Они играли в кости.
Вид его поразил старика так, что он выронил кость.
— Что с тобой? — воскликнул маркиз.
— Я пришел проститься с тобой в последний раз, отец, — отвечал Гастон, — и попросить тебя научить меня, как бежать за границу.
— Зачем?
— Нужно, и притом немедленно, сию же минуту. Меня преследуют, за мною погоня, через несколько минут жандармы уже будут здесь. Я убил двоих человек.
— Где? Когда? — спросил старик страшно изменившимся голосом.
— В Тарасконе, в кафе, час тому назад. Их было пятнадцать человек, я был один, схватил ножик и…
— В чем же состояла обида?
— При мне говорили гадости об одной благородной девушке?
— О ком именно?
— О Валентине Вербери.
— Боже мой! — воскликнул маркиз. — О дочери этой старой ведьмы! Эти Вербери, будь они трижды прокляты, всегда приносили нам несчастье!
И хотя он презирал графиню, однако же уважение к благородному происхождению в нем говорило сильнее, чем личное чувство. И, обратившись к сыну, он сказал:
— Что же делать, сын, — ты исполнил свой долг!
А тем временем слуги узнали обо всем, и так как любопытство сильнее, чем даже страх перед господином, то один из старых лакеев маркиза Сен-Жан осмелился, отворил дверь, вошел в нее и спросил:
— Господин маркиз изволил звонить?
— Нет, старый хрен, я не звонил, — отвечал Кламеран, — и ты знал это. Но так как ты уже пришел, то тем лучше. Давайте скорее белье, платья. Неси сюда все, что необходимо для перевязки.
Все было исполнено в одну минуту. Сделав перевязку, Гастон почувствовал себя другим человеком.
— И ты все-таки думаешь бежать за границу? — спросил его отец.
— Да, — отвечал Гастон.
— Брату надо спешить, — настаивал и Луи. — Если он останется, то его арестуют, отведут в тюрьму и будут судить с присяжными… А кто знает, каков еще будет приговор?