Дело

Вскоре я очутился лицом к лицу со Скэффингтоном, который подозвал свою жену и представил меня ей. Мне показалось, что, несмотря на то что он держался, как всегда, надменно, вид у него был задерганный и несколько расстроенный. Он больше молчал, пока мы с его женой добросовестно пережевывали обычные кембриджские темы: новые здания, транспорт, сравнительные достоинства университетских садов. Внезапно Скэффингтон прервал нас.

— Что вы делаете завтра? — спросил он.

Вопрос показался мне странным.

— Да как вам сказать, — ответил я, — у нас ведь дома четверо детей.

— Да, конечно, ну а после, когда они всласть навеселятся и их отправят спать?

Допрос казался мне все более странным. Однако я ответил, что, поскольку днем предполагается праздничный пир («Совершенно верно!» — вставила миссис Скэффингтон), то мы с Мартином решили дать отдых женам и пообедать вечером в колледже.

— Я как-то раньше никогда не бывал там в рождественский вечер.

Но Скэффингтона не интересовал мой жизненный опыт.

— Это точно? Вы будете там?

— Во всяком случае, мы записались на обед, — ответил я.

Скэффингтон кивнул; вид у него был временно умиротворенный.

Спокойно отнесся он и к замечанию Лестера Инса, который, перейдя к нам от своей компании, вмешался в ваш разговор:

— Эх, Лью! Хорошенькую же вам припасли программку на рождество!

В жизни еще никто — ни прежде, ни теперь — не называл меня Лью. Однако мне было достаточно много лет, так что мне это скорее понравилось. Мне не часто приходилось встречать столь бесцеремонных людей, как этот молодой человек. У него было большое бледное веселое лицо. Несмотря на развинченную манеру держаться, он был коренаст и силен. По-настоящему lourdon’ом, как то считала Ханна, он не был. Он обладал острым и педантичным умом, который всецело посвятил дословному разбору «Nostromo» — занятию, по мнению большинства, нелепому. Но хотя по-настоящему lourdon’ом он не был, прикинуться невежей он любил.

— Говоря о праздниках, — сказал он, обращаясь к Скэффингтону, — как вы собираетесь отметить рождество Христово?

— Как обычно.

— Полунощная служба со всеми онерами?

— Безусловно, — ответил Скэффингтон.

— А, чтоб его… — сказал Лестер Инс.

— Для вашего сведения — это религиозный праздник. И отмечать его принято именно так. — Скэффингтон с высоты своего роста посмотрел на Инса, которого отнюдь нельзя было назвать маленьким, посмотрел не то чтобы с пренебрежением, но, во всяком случае, с оттенком превосходства.

— А вот слушайте, как собираюсь праздновать я, — заявил Инс. — Сперва мне придется исполнить свои обязанности по отношению к супруге и ребятишкам, потому что иначе эта несносная публика в покое меня все равно не оставит! Затем я уединюсь с вышеупомянутой супругой, которая, кстати сказать, великолепно, проводит время вон там в уголке, — я уединюсь с ней и с тремя бутылками самого дешевого красного вина, которое только смогу раздобыть, и со старым граммофоном. И мы чудеснейшим образом напьемся, а потом станем сравнивать последние достижения школы несравненного Дьюка с такими новейшими усовершенствованиями, как саксофон Майлса Дэвиса. Ну что вы — все вы — в этом понимаете? Вы двое ничего не понимаете, потому что уже устарели, — сказал он, обращаясь к Скэффингтонам, — что же касается бедняги Лью, то он определенно не поспевает за жизнью. У меня иногда закрадывается подозрение, что он вообще противник современного джаза.

Вскоре после этого, когда Скэффингтоны уже собирались уходить, Тома Орбэлла снова прибило течением ко мне.

— Хотел бы я заполучить Ханну, — поведал он мне. — Но она окружила себя поклонниками, и они не отпускают ее, за что, конечно, не мне их осуждать.

Он один из всех присутствующих много пил и сейчас дошел до такого состояния, когда настроение его то и дело менялось, переходя от веселья к бешенству, так что ни он, ни я не могли предугадать, как поведет он себя в следующую минуту.

— На редкость удачный вечер! Надеюсь, Люис, вы согласны, что вечер на редкость удачный?

Я согласился с ним, но ему было мало одного утверждения.

— Надеюсь, вы согласны, что люди, здесь присутствующие, должны что-то предпринять, чтобы исправить положение в колледже? Именно они должны заняться этим, если мы не хотим, чтобы это учреждение рассыпалось в пух и прах. — Он посмотрел на меня с укоризной.

— Вы знаете положение в колледже, чего я не могу сказать про себя, — возразил я.

— Это не ответ, — сказал Том.

И тут он — интересно, часто ли это случалось с ним? — изменился до неузнаваемости. Ничто в нем не напоминало сейчас любезного, обворожительного, услужливого молодого человека, успешно делающего карьеру. Он мрачно кивнул:

— Если вы так думаете, — что ж, прекрасно!

Было совершенно очевидно, что ничего менее прекрасного, на его взгляд, быть не может.

— Но что вы, собственно, хотите от меня услышать?

— Я ведь сказал вам, что хочу перемен к лучшему в этом колледже. Кое-кого я в свой кабинет возьму… Что же касается остальных — ну их ко всем чертям!