Дело

Мартин, который и сам осушил две пинты, спросил его, умышленно ли он действовал по доброму старому колледжскому рецепту? На памяти нашего поколения, помимо него, уволен из колледжа был только один член. Знает ли Говард эту историю? Говард, настроившийся слушать веселый анекдот, ответил отрицательно. Мартин сказал, что очень этим разочарован — он надеялся, что Говард шел по стопам своего предшественника. Дело в том, что в девяностых годах в члены колледжа был избран человек со стороны — точнее, из столь отдаленного места, как Оксфорд, — который оказался алкоголиком, и притом довольно-таки законченным: когда его подопечные студенты явились к нему в пять часов вечера, оказалось, что он еще в постели, а пол уставлен пустыми бутылками. Его уволили из колледжа. Тогда он немедленно женился на дочери трактирщика и обосновался в небольшой забегаловке неподалеку от бокового въезда в колледж. Я вспомнил, как лет сорок спустя эту историю рассказывал кто-то из стариков, приводя ее как довод против избрания в члены совета людей «со стороны».

— Согласитесь сами, что случай ваш отнюдь не единичный, — говорил Мартин Говарду. — Вы, наверное, решили, что, оставаясь в Кембридже, сможете больше насолить всем. Скажете, нет?

— Конечно, если бы я убрался отсюда, — ответил Говард, — это сильно облегчило бы их положение. Черта с два! Чего, спрашивается, ради?

Это напомнило мне вопрос, который задал тогда в резиденции Найтингэйл.

— Меня удивляет, — заметил я, — почему в таком случае вы не подумали обратиться к инспектору и не возбудили затем дела о незаконном увольнении?

— Я об этом думал.

— Ну и что же?

— Разве я выиграл бы его?

— Не думаю. Но это ведь осложнило бы их положение?

От ответа он уклонился. Он не хотел прямо ответить на мой вопрос. В умении обращаться с ним я сильно уступал Мартину. Он начал вилять, потом пришел в замешательство и, наконец, снова замкнулся в себе. По его словам, он предпочел действовать иначе. Так и не поняв, почему он внезапно смутился, я снова спросил:

— На мой взгляд, когда выяснилось, какой поворот принимает эта история, вам следовало возбудить дело против колледжа. Вы не думаете?

— Мне не особенно хотелось перетряхивать на людях грязное белье.

Больше я ничего не смог от него добиться. Мы все вместе доехали на автобусе до города и расстались с ним на базарной площади. Я собирался идти обедать к Мартину, и Говард предложил забросить в колледж, где я должен был ночевать, мой чемодан.

— Вас это не затруднит?

— Затруднит ли меня сунуть нос в сторожку привратника? — сказал Говард колюче, но не так агрессивно, как обычно. — Вы это хотели спросить? Ответ гласит — нет, не затруднит.

Когда мы с Мартином шли к берегу реки, он сказал:

— Можно было бы ожидать большего. — Он говорил о нашем свидании с Говардом.

— Тебе удавалось когда-нибудь добиться от него чего-нибудь путного?

— Хвастать нечем. Можно, конечно, — продолжал Мартин, — придумать клиента и похуже, но трудно.

Затем он спросил, как я собираюсь разговаривать завтра с Фрэнсисом Гетлифом. Он считал, что говорить с ним нужно совершенно откровенно и предупредить, что доказать нашу правоту до конца мы, вероятно, никогда не сможем. Что без той, второй, фотографии это невозможно. Было бы ошибкой, имея дело с таким человеком, как Фрэнсис, умалять трудности или стараться замазывать свои слабые места.

Обдумывая план действий, мы оба остро ощущали связывающие нас родственные узы и удивительное чувство «локтя». Сознание того, что мы заодно, что мы изобретаем пути для достижения одной и той же цели, успокаивало, — нет, больше чем успокаивало, — по-настоящему радовало.

Глава XIII. Взад-вперед по лужайке

На следующее утро после завтрака я сидел у себя в комнате и смотрел из окна в сад, когда приехал Фрэнсис. Деревья стояли голые, неподвижные. День был безветренный: сплошная пелена облаков низко нависла над землей. Фрэнсис сказал, что воздух совсем теплый — почему бы нам не пройтись по саду, мне даже и пальто незачем надевать.

Мокрый после дождя дерн еще пружинил под ногами, ярко-зеленый, как мох. На клумбе справа не видно было ни цветка: отцвели даже последние подснежники. Мы шли не торопясь, Фрэнсис, однако, шагал широко — каждый шаг его был по крайней мере на фут шире моего, хоть ростом он был дюйма на два — на три ниже меня.

Не успели мы отойти далеко, не успели мы даже перейти из парадной части сада в «запущенную», как Фрэнсис объявил:

— Я, кажется, догадываюсь, зачем ты приехал.

— Да?

— Не надо обладать для этого даром провидения… — затем натянуто и гордо он сказал: — Хочу избавить тебя от напрасного труда. Лучше будет, если я скажу тебе прямо и сразу, что заслуживаю всякого порицания. И я виноват, что так долго тянул с этим. В фактах, которые представили Мартин и Скэффингтон, несомненно, следует серьезно разобраться. Я виноват, что не сказал им этого сразу, когда они в первый раз приехали ко мне. Чем скорее все это будет выяснено, тем лучше.