Читаем Дело академика Вавилова полностью

Я читал этот доклад в стенографической исправленной записи, но и в таком виде он оставлял ощущение поразительно емкого по мыслям и значительного по форме художественного произведения. А между тем речь шла о сугубо специальных, казалось бы, вопросах. Об огромных еще не освоенных территориях на севере и востоке страны, о пустынях и горных долинах, где земледельцы ждут помощи ученых-растениеводов, о долге биологов, которые обязаны постоянно улучшать качество уже выведенных сортов, о ценных культурах, которых пока еще нет на полях. По сути, это была речь о великом труде, предстоящем ВИРу и вировцам, об ответственности ученого перед народом. Речь была призвана вернуть ученикам и коллегам утраченное душевное равновесие, деловое рабочее настроение. Вавилов зовет к общему дружному труду, но это отнюдь не призыв отречься от своих взглядов и идей. Стенограмма запечатлела его непреклонные, полные страсти слова: «Пойдем на костер, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся».

Нет никакого сомнения: в последний год своего пребывания на свободе Николай Иванович Вавилов знал — дни его сочтены. Как ни скрывал он этого от близких, но горькая правда, смягченная шуткой, время от времени проскальзывала в разговорах. Садясь в директорский автомобиль, без которого, при своей занятости, он совершенно не мог обходиться, Вавилов заметил как-то сотруднице: «Вот, привык ко всяким удобствам, а судьба так превратна». Другой раз, подписывая одному из учеников научный отзыв, опять-таки мимоходом бросил: «Сейчас отзыв даю, но скоро, может быть, сделать этого уже не смогу». И все же, слишком любя науку, слишком дорожа каждой минутой труда в жизни, чтобы опускать руки, он продолжает на годы вперед составлять планы и проспекты, спешит выполнять то, что еще можно выполнить.

«Пытаюсь подытоживать одну за другой работы, но не успеваю, — признается он в письмах Дончо Костову. — Самое основное — работа по иммунитету, которую, вероятно, в этом году опубликую: «Законы естественного иммунитета к инфекционным заболеваниям культурных растений» — ключ к нахождению иммунных форм…»

В переписке с зарубежными друзьями Николай Иванович, насколько это возможно, не скрывает борьбы, которая разыгралась в советской биологии. Не скрывает и свою собственную научную позицию: «Что касается положения с генетикой, то оно устойчиво, — не без горького юмора сообщает он в мае 1940 года Дончо Костову. — Логически дошли до ламаркизма, в частности, в адекватности. Вегетативная гибридизация считается не только доказанным фактором, но и методом в селекции. Но мы стоим твердо и неуклонно на своих позициях».

Костову, конечно, не трудно понять иронию, которую его ленинградский друг вкладывает в сообщение о том, что гак называемая «вегетативная гибридизация» стала методом селекции. Ошибка Мичурина, подхваченная недобросовестными его эпигонами, возведена в ранг научного достижения и теперь административными мерами внедряется на опытных станциях страны.

Столь же горькие намеки слышатся в письме, отправленном Харланду: «Карпеченко, Левитский, Эмме, все наши генетики очень много работают. У нас горячие споры с учеными группы Лысенко, которые считают, что возможно изменить генотип в любом направлении при помощи внешних условий — ламарковская точка зрения. Мы, с другой стороны, «консервативные», «классические», генетики. Обе стороны совершенно уверены в своих позициях». Давая своему адресату понять, что спор не так уж безобиден, Николай Иванович добавляет: «Я все еще директор как Института растениеводства, так и Института генетики в Москве».

Да, он все еще директор двух институтов, хотя давно уже не руководит Академией сельскохозяйственных наук и не член ЦИК. Уже семь лет он, президент географического общества, не выезжает за пределы страны, его не избирают, как прежде, депутатом Ленинградского Совета. Вавилов в опале. Это понимают все. И особенно хорошо его враги. Каждая поездка в Москву в ВАСХНИЛ превращается для Николая Ивановича в моральную пытку. На заседаниях Лысенко попросту третирует его. Мелкие уколы, издевки, выговоры так и сыплются на директора ВИРа.

Вот одна из таких типичных сцен. Вавилов докладывает о планах своего института, говорит о создании иммунных сортов пшеницы, о выведении в ВИРе ракоустойчивых сортов картофеля, о том, что необходимо взяться за гибридную кукурузу. Как всегда, он не считает нужным скрывать и недостатки. Дойдя в своем докладе до работы биохимической лаборатории, с сожалением признается: биохимики пока не выучились распознавать сортовые и видовые различия по белку. «Отличить чечевицу от гороха по белку мы до сих пор не умеем».

Лысенко (с места). Я думаю, что каждый, кто возьмет на язык, отличит чечевицу от гороха.

Вавилов. Мы не умеем различить их химически.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное