Дело академика Вавилова

Профессор Якушкин, естественно, не был единственным тружеником на ниве доносительства. В тридцатые годы преуспевал на этом поприще также заведующий отделом интродукции ВИРа Александр Карлович Коль. Он был на десять лет старше Вавилова, мнил себя большим ученым и жаловался, что заслуги его остаются незамеченными. Современники, однако, вспоминают Коля как человека склочного, а работника до крайности недобросовестного: отправляя из дальних экспедиций посылки с семенами, Вавилов еще в 1924 году подчеркнуто адресовал сопроводительные письма-инструкции «Всему отделу интродукции и особенно А. К. Колю». Несмотря на это, семена, попадающие в руки Александра Карловича, постоянно гибли, на них исчезали этикетки. Обычно снисходительный к людским слабостям, Николай Иванович не прощал разгильдяйства, которое подрывало общее институтское дело. Колю несколько раз делались замечания. Но вместо того чтобы исправить допущенные промахи, Александр Карлович стал говорить, что Вавилов преследует его из-за расхождений в научных взглядах. Он даже вступил с директором института в публичную научную дискуссию. Из дискуссии этой (1931 год) ничего, кроме конфуза, не получилось, однако именно дискуссия помогла Колю отомстить Николаю Ивановичу. В «деле» Вавилова сохранились все материалы «дискуссии». Кто-то пристально следил за склокой, которую тщеславный сотрудник ВИРа затеял против директора института.

К концу тридцатых годов таких поставщиков информации, добровольных и недобровольных, в ВИРе набралось несколько человек. Цитогенетик Елена Карловна Эмме имела неосторожность послать несколько своих научных работ в зарубежные журналы. Ее видели также беседующей с иностранным ученым. В 1937–1938 годах этого было вполне достаточно, чтобы человек без следа исчез в недрах НКВД. Доктор биологических наук Эмме не исчезла. Ее, насмерть запуганную, сотрудник НКВД заставил писать клеветнические доносы на директора института. Это было тем более удобно, что Эмме дружила с женой Николая Ивановича и часто бывала в доме Вавиловых. Только на смертном одре (уже после войны) призналась Елена Карловна своему сыну Андрею в том, что годами лжесвидетельствовала против людей, которые ее привечали как родную.

Профессор Эмме писала доносы в страхе перед арестом. Но кое для кого атмосфера репрессий, подозрительности и страха оказалась, наоборот, благодетельной. Всегда есть люди, готовые погреть руки на чужой беде. Вот они передо мной — писания тех, кто, клевеща на Вавилова, надеялся подняться еще на одну, а то и на две ступеньки карьерной лестницы. Эпоха, которая сожгла в тюремных тиглях тысячи рукописей, дневников, тонны личных писем и научных трудов, повелела «хранить вечно» образцы творчества своих добровольных доносчиков.

3 сентября 1937 года старший научный сотрудник Пушкинской опытной станции ВИРа Федор Федорович Сидоров, 1905 года рождения, по собственному почину явился к оперуполномоченному Управления государственной безопасности в г. Пушкино. «Я хочу заявить о вредительской деятельности руководства Всесоюзного института растениеводства — Вавилов, Александров, — в результате которой сорвана работа по разборке устойчивых сортов к болезням и вредителям сельскохозяйственных культур». Какие же беззаконные действия руководителей института толкнули благонамеренного Сидорова на разоблачения? Вредительство Вавилова, конечно, выдумка. Просто директор института счел Сидорова, одного из бывших спецаспирантов, недостаточно грамотным и закрыл его лабораторию. Вместо этого Николай Иванович организовал целую станцию по изучению зерновых в другом городе. Вопрос, который во всякое другое время мог быть решен в месткоме или на крайний случай в ученом совете института, перекочевал в сейфы Комитета государственной безопасности. Тридцатидвухлетний научный сотрудник не ошибся в своих расчетах. Его донос был приобщен к «делу» Вавилова как один из основных изобличающих документов, а сам он быстро дослужился до поста заместителя директора ВИРа. Когда после войны тайное стало явным и Сидорова попросили покинуть Институт растениеводства, Ленинградский обком партии подыскал ему (1966 год) равноценную должность в другом институте. О том, чтобы исключить доносчика из партии, никто даже не заикнулся.