Дело Арбогаста

В знак извинения он покачал головой. В ходе предварительного заключения в грангатском изоляторе она часто навещала его и брала с собой Михаэля, с которым они оба просто возились, пока не истекал срок свидания. Теперь она навещала его реже и требовала, чтобы он писал ей письма. Но у него быстро иссякли и темы, и слова. Бесчисленные повторы, никак не подкрепленные жизнью, вредят и любовным признаниям, и страстным клятвам. Арбогаст знал, что и у других узников та же проблема, поэтому они и разговаривают на прогулках, поэтому и обмениваются историями и рисунками (за чужие рисунки здесь принято расплачиваться табаком), чтобы было чем наполнить конверты от писем. Многие — те, что умели рисовать, — и вовсе обходились одними рисунками, да и сам Арбогаст пару раз отдал пустой лист старику из первого флигеля, который цветными карандашами и собственноручно приготовленными цветными чернилами раскрашивал здешнюю однообразную пустоту, и тот один раз сделал его, Арбогаста, карандашный портрет, а в другой — нарисовал “Золотую семгу” со слов самого Арбогаста, описавшего ему ее на прогулке.

Катрин было проще: она записывала все, что происходит, записывала все подряд.

— Мне так нравится, — завела она все тот же разговор, — когда ты мне описываешь, как проводишь день, что происходит у тебя в душе и о чем ты думаешь.

Она схватила его за руку, и он, сразу же испугавшись, ощутил это прикосновение. Тюремщик отвел взгляд в сторону. Иногда, на прощание, она даже целовала его, и на это тоже смотрели сквозь пальцы. Он торопливо отдернул руку. Иногда он вспоминал ее теплую кожу, мысленно перебирал изменения, которые внесло в ее внешность время, проведенное с ним и без него. Вспоминал о том, каким мягким был ее живот после родов, как она затаскивала его на себя и в себя, обхватив ногами его бедра. Сейчас они не разговаривали о том, каково это — жить без супружеской ласки, и у него не хватало смелости спросить у нее, не завела ли она себе кого-нибудь. И продолжает ли она любить его, Арбогаста.

Через несколько лет после ареста (а тогда Михаэлю было только три, он ничего не понимал и возился с родителями в комнате для свиданий) сын изменил отношение к Арбогасту. Начать с того, что у отца с сыном пропал малейший контакт; стоило мальчику увидеть его в арестантском наряде. Катрин и сейчас брала его время от времени в Брухзал, но Михаэлю в комнате для свиданий сразу же становилось скучно, а когда он пошел в школу и, позже, — в гимназию, то, приходя сюда, просто стоял и смотрел на отца во все глаза. Обнимать себя он не давал.

— Щекотно!

— Оставь, не ерепенься.

— Не хочу. Отпусти меня, папа! Щекотно!

С какого-то времени Катрин перестала брать сына с собой.

11

— Ты мне отвратителен, — тихим голосом ответила она однажды на вопрос, как она к нему относится. При этом Катрин посмотрела на мужа в упор. — Ты просто исчез. Эта сумочка, пропахшая чужими духами, осталась, а ты исчез. У меня осталась эта сумочка, осталась машина, в которую ты подсадил эту потаскушку, и больше ничего. Ты просто-напросто исчез!

Арбогаст, потупившись, кивнул.

Катрин замолчала, потому что к глазам у нее прихлынули слезы. На мгновение ей пришлось сильно зажмуриться.

— Ты даже не сказал мне, что собираешься пойти в полицию.

— Увы.

— У тебя их было много?

Он пристально посмотрел на нее. Она ждала. Столько раз они уже говорили на эту тему. Все было давным-давно сказано — и не сказано ничего.

— А что ты чувствовал, когда спал со мной?

Арбогаст покачал головой.

— Тебе было скучно?

— Нет, конечно же. Нет!

— На какие извращения ты с ней пустился?

Арбогаст отчаянно затряс головой и ничего не ответил.

— Объяснись же наконец со мной, — заорала она.

Он ничего не ответил, и она ушла.

На ужин дали ливерную колбасу с хлебом. На завтрак, как всегда, хлеб и эрзац-кофе. На обед — суп с лапшей и пирог с луком, на ужин — зельц, жареную картошку и винегрет. В среду — суп с зеленым горошком, сало со шпинатом и отварным картофелем. На ужин — рисовую кашу и яблочный компот. В четверг — картофельный суп и блинчики с овощной начинкой, на ужин — щуку в томате, запеченный картофель и чай. В пятницу — щавелевый суп и рыбные фрикадельки с пюре на обед, “ежики” в томатном соусе — на ужин. Тут наступил уик-энд, что означало двухчасовую прогулку вместо часовой, суп-пюре — в субботу на обед и гуляш с жареной картошкой на ужин. Во второй половине дня — десять минут в душевой, вечером — кино (раздвижной экран в коридоре первого флигеля). Впритирку усевшись на скамьи, заключенные ждали, пока не застрекочет проектор. “Лесник из Зильбервальда”.