Дело Арбогаста

— И я выписал вам адрес. Возможно, вам имеет смысл изложить обстоятельства вашего дела еще раз.

— Премного благодарен, господин Ихзельс, — сказал Арбогаст уже поднявшемуся с места и постучавшему, чтобы его выпустили, учителю.

— Но ни слова о том, откуда у вас это имя! Спокойной ночи!

В тот же самый вечер, прочитав пространную статью о деле Брюне, автор которой обрушивался с самыми, резкими нападками на судопроизводство, Арбогаст написал письмо Фрицу Сарразину, председателю Немецкой лиги прав человека. “Если Вы озабочены не только суетными обвинениями по адресу юриспруденции, но и хотите помочь действительно ни в чем не повинному осужденному, то займитесь моим делом”.

17

Фриц Сарразин выронил малоформатный лист бурой бумаги и перевел взгляд на горы. Год заканчивался дождями. Внизу, в долине, вся поверхность озера была взорвана мириадами тяжелых капель, лишь редкие автомобилисты рискнули в такую погоду промчаться по автостраде. Никто не спешил с севера на юг через Лугано, во всяком случае, из окна Горного замка, как Сарразин любил именовать свой дом в частной переписке, таковых видно не было.

— Человек одиннадцать лет сидит в тюрьме по обвинению в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах и утверждает, будто он невиновен. Ну да ладно. Еще никто из осужденных не прислал мне письменного признания с покаянием. Все они, если их послушать, ни в чем не повинны.

Ему хотелось бы, чтобы Сью отреагировала на этот маленький спич. Поверх стола, на котором был сервирован завтрак, он посмотрел на белокурую, еще не причесанную жену, голова которой тут же вновь скрылась от взгляда за утренней газетой, перевел взор на распахнутый ворот ее домашнего халата. Грудь была полуобнажена — белая и невероятно нежная, как будто Сью была еще моложе своих и так не слишком представимых для него тридцати лет. Он подумал о том, что они и сегодня, как каждый день, в предвечерних сумерках отправятся в Биссоне за вечерней почтой и затем, чтобы выпить аперитив в “Альберго Пальма”.

Этот человек сидит в Брухзале. А что такое Брухзал, Сарразину известно. Его взгляд вновь скользнул по накрытому столу и остановился на сей раз на пестрой картинке, которой была украшена обложка пришедшего сегодня с утренней почтой журнала “Шпигель”. 29 декабря 1965 года. “Бихевиористические исследования: Человек и его инстинкты”. На рисунке доминировала помещенная слева обнаженная пара: женщина вполоборота к наблюдателю, роль фигового листка для мужчины исполняет изображение гуся, должно быть, являющееся суггестивной отсылкой к ужасным повадкам гусей, как их описывает Конрад Лоренц. И у мужчины, и у женщины в ляжку вживлено по электроду, кабель от которых подведен к ушам еще одной женщины, вернее, всего лишь женской головки, уставившейся широко распахнутыми глазами в пустоту, тогда как ее каштановые волосы представляют собой своего рода облако, из которого стартует ракета с надписями “СССР” и “США” по бокам. Сама ракета изображена на фоне сильно накрашенного женского рта и устремлена острием в аккурат в развилку между гигантскими грудями сине-голубого женского торса.

Подпись под рисунком в правом нижнем углу гласила: Капицкий, что заставило Фрица Сарразина вспомнить о герое одного из романов Генри Егера по имени Лапицкий; действие в этом романе разворачивается как раз в тюрьме Брухзал. Послезавтра — сочельник. Сарразин раскрыл “Шпигель” и попробовал почитать.

Аденауэр наконец сложил с себя и должность председателя партии. Людвиг Эрхард, бундесканцлер: “Некоторые проблемы, остававшиеся нерешенными на протяжении четырнадцати лет, не могли быть решены или во всяком случае решены полностью за недолгий срок моего пребывания в должности”. Некий профессор Йозеф Нехер полагает, что на Олимпийских играх в Мехико, несмотря на высокогорное местонахождение мексиканской столицы, удастся обойтись без человеческих жертв.

Сарразин прервал разом и чтение, и молчание.

— Я ведь был однажды в Брухзале. В самой тюрьме.

— Ах вот как! Ну и что?

Газета интересовала Сью куда больше.

— Мне захотелось посмотреть камеру, в которой сидел Карл Гау.

— Ага.

— Страшно было даже представить себе, что он просидел в одиночке двенадцать лет.

Фриц Сарразин принялся перелистывать журнал дальше. На фото к одной из статей его внимание привлекла спортсменка Хайди Библ, показавшаяся ему в какой-то мере похожей на Сью. Прежде всего, ровной, чуть ли не прямой линией бровей. На мраморный подоконник панорамного окна, над плоскими отопительными батареями, Сью выставила множество цветочных горшков. Сарразин отодвинул парочку в сторонку, сел на плиту, протянул руку, погладил жену по ноге, перекинутой на другую, погладил сверху вниз, от бедра к стопе, снял домашнюю туфлю и погладил пятку. Теперь она наконец взглянула на него, а он повел рукой в обратном направлении, вплоть до внутренней стороны бедра, повел по нежной, еще теплей после сна коже.

— А ты вообще-то про Карла Гау слышала?

Он поцеловал ее в колено, и она с улыбкой покачала головой.

— Давай рассказывай!