Дело Белки

— Это еще почему? — удивился я, чем сразу же выдал свои истинные намерения. Однако отступать было уже поздно. — У князя Гвидона получалось.

— Вот потому-то и получалось, что он князь! Ты думаешь, что, Лебедь эта и Василиска — лягушка твоя знакомая — зря царицами прозываются?! Вовсе не зря! Ворожили-то они — дай бог каждому. Зато все ихние штучки только для благородных! Короче, если не хочешь до конца жизни пищать, не советую.

На секунду у меня в голове возникла мысль поделиться с Бабой-ягой предположениями Барса Мурзоевича и Ивана о том, что я и сам не такого уж простецкого происхождения. Однако в том, как старуха помянула «благородных», было столько неприязни, что я решил не касаться этой скользкой темы. Недаром же люди придумали поговорку: «Не надо дразнить гусей». А мне уж тем более не следовало дразнить ту, кому эти гуси-лебеди подчиняются. И все же я не мог не обратить внимания на то, что за последние несколько часов характер у Арины Родионовны заметно испортился. «Наверное, об избушке своей волнуется! — попробовал я объяснить странную раздражительность Бабы-яги. — А может, просто устала. Или голодная…» Последняя мысль оказалась весьма неприятной. Печки колдунья, конечно, лишилась, но стоящая в углу горницы деревянная лопата неожиданно напомнила мне о том, что, согласно преданиям, старуха не считала каннибализм чем-то неприемлемым. И в тот же момент бабка, словно уловив зародившиеся во мне подозрения, произнесла:

— Ну хватит! Иди-ка, Левка, к столу!

— Зачем? — изо всех сил стараясь не впасть в панику, осторожно поинтересовался я.

— Затем, что ночь на дворе! А я после полуночи стараюсь не есть! — объяснила Баба-яга и, хлопнув в ладоши, оживила лавку, на которой я сидел.

«Ядрены пассатижи! Неужели съест?!» — мелькнуло в моем мозгу, когда скамья, резво цокая точеными ножками, понесла меня к столу, за который уже уселась проголодавшаяся ведьма. Судя по всему, именно это Арина Родионовна и собиралась сделать. Во всяком случае, она уже сложила руки перед собой и, закрыв глаза, начала что-то бубнить в свои сомкнутые ладони — ни дать ни взять благочестивая старушка, которая перед трапезой благодарит Господа Бога за дарованную ей пищу. Впрочем, текст бабкиной «молитвы» оказался довольно странным, хотя и вполне знакомым:

— Сорока-ворона кашку варила! Сорока-ворона деток кормила! Этому дала…

Тут же откуда-то сверху на стол упала миска с дымящейся кашей!

— Этому дала…

На стол шлепнулась еще одна миска.

— Этому и этому дала…

Еще два удара об стол, и вот перед Бабой-ягой выстроились целых четыре деревянных плошки с горячей, аппетитно пахнущей пшенкой.

— А этому…

Старуха наконец-то открыла глаза и строго уставилась на мою скромную персону.

— А этому… Ладно! Этому, так и быть, тоже дала!

После этих слов на стол рухнула последняя, пятая миска. Она была чуть поменьше остальных, но зато оказалась прямо передо мной.

— Ну что смотришь?! Лопай! — усмехнулась Баба-яга. — Или мяса хочешь?

— Нет, что вы?! Спасибо! — поспешил я откреститься от опасного предложения.

— Вот и хорошо! — одобрила Арина Родионовна. — А то я уже лет восемьдесят как вегетарианствую.

— Правда? — с облегчением воскликнул я и по смеющимся глазам Бабы-яги понял, что от старухи не укрылось, какие тревожные взгляды я бросал на ее печную лопату.

Получалось, что она специально решила меня слегка попугать. Что ж, поделом мне — будешь подозревать ближнего в черных делах, не удивляйся, если столкнешься с черным юмором.

Ужинали мы молча. Кратковременная вспышка недоброго старухиного веселья снова сменилась ведомыми ей одной мрачными размышлениями. Расправившись со своей порцией каши и приговорив еще пару мисок добавки, я наконец решился поинтересоваться у Арины Родионовны тем, что ее так тревожит. Но, к сожалению, она и теперь была отнюдь не расположена к беседе.

— Меньше знаешь — крепче спишь! — оборвала мои расспросы Баба-яга.

— Не скажите, Арина Родионовна! — попробовал пошутить я. — Иной раз именно знания и усыпляют. По лекциям в универе помню!

— Ну вот и поезжай себе на свою лекцию! — сказала старуха, щелкая пальцами, и я поехал.

Странным образом мой путь в университет лежал по Рублево-Успенскому шоссе. Очень неподходящая трасса, чтобы куда-то опаздывать. Мало того, что там вечная пробка, так еще и ментов пруд пруди. Да с такими расценками, что при моих доходах о нарушениях лучше не помышлять. Увы, какой-то черт меня все ж таки дернул выйти на встречную полосу. После чего я окончательно пролетел с лекцией, а вернее, сначала в кого-то врезался, а потом пролетел, причем прямо через лобовое стекло.

Очнулся я от воя сирены. Сначала мне показалось, что это «скорая помощь» прибыла собирать мои фрагменты со здешней узкой обочины. Однако вскоре ее истошный вой трансформировался в не менее истошный женский визг. А тот в свою очередь стал распадаться на более-менее внятные слова и многочисленные междометия.

— Козел! Кретин долбаный! Ты что ж, гад такой, сделал?! Куда ты пер, урод?! Я тебя спрашиваю!