— Хорошо! — нехотя согласился я. — Предположим, твой хозяин вовсе не собирается мне помогать, а, наоборот, пытается сам получить нашу Белку. Но где гарантия, что врет он, а не ты?
— Мне что, снова зуб дать? — ехидно поинтересовалась рептилия и вдруг захрипела и закашлялась, потому что ее шею сжала небольшая, но весьма крепкая ладонь Хана.
— Зубом ты в этот раз не отделаешься! — не хуже самой змеи прошипел мой проснувшийся напарник. — Говори четко и ясно: в чем твой интерес?! Поняла?!
Узбек уставился на змею, которая судорожно свивала кольца на его руке, и смотрел ей в глаза, пока она не успокоилась.
— Хан, — растроганно обратился я к узбеку. — Брат, ты не представляешь, как я рад видеть тебя в добром здравии.
— Подожди! — остановил меня напарник. — Разберемся с коброй, будем радоваться.
С этими словами узбек слегка ослабил хватку, благодаря чему змея смогла разжать челюсти. Повторив эту операцию пару раз, она наконец заговорила:
— А вы, парни, не такие простаки, как я думала! И работаете слаженно — прямо как добрый и злой следователи.
— Ага! — согласился Хан с этим незаслуженным комплиментом. — Только имей в виду — мы оба злые!
— Поняла, поняла! Вопросов нет!
— Хорошо! Идем дальше! Кубера хочет Белку?
— Очень хочет, — согласилась змея.
— Понятно! Чего хочешь ты?
— Домой!
— Повтори!
— Домой я хочу, домой! Чего непонятного?!
Похоже, что узбек ждал любого ответа, но только не этого. А кобра тем временем чуть ли не впала в истерику.
— Вы что думаете, богу прислуживать — одно удовольствие? Помыкает мной постоянно: «Ползи туда! Шипи на того! Кусай этого!» А сидеть, знаете, где приходится? Прямо под ним. Его божественной заднице так, видите ли, прохладнее.
— А самого его укусить за то самое? — неожиданно для самого себя предложил я.
— А что толку? — всхлипнула кобра, пройдясь по глазам кончиком хвоста. — Он же бессмертный. И меня грозится такой же сделать. Представляете?! Вот эта вот жизнь — и до бесконечности.
— Не имеет права! — со знанием дела заявил узбек. — Это будет вмешательством в твою карму.
— Вы что, в самом деле думаете, что богам есть до этого какое-то дело?! Бессмертие — это еще не самое страшное. Иногда он, наоборот, грозится меня придушить, а в следующем воплощении сделать мышью. Вам в жизни не понять, как это унизительно.
С этим я спорить не стал. Хотя, с другой стороны, мне тоже не хотелось бы в следующем перерождении, если в него, конечно, верить, стать курицей-гриль или перепелом на шпажке. Однако жалобами на принудительную реинкарнацию в грызуна кобра ограничиваться не собиралась.
— Я уж и сбежать от него сколько раз пыталась. Да как сбежишь, если он все мои мысли наперед знает. Бывает, схватит за хвост и давай над головой крутить. Я ему: «За что, господин?» А он: «За то, что ты только что подумала!» А как не думать? Вот к вам меня затащил, а разве приличной кобре здесь место? Холод — жуткий, хуже, чем зимой в Кашмире. Пища — худая, умная. У нас на добычу глянешь: она — руки на грудь, ноги — в позу лотоса, и лежит — ждет, пока я соизволю отправить ее к грядущим перерождениям.
— А наши что? — искренне заинтересовался я.
— Ох! — змея покачала своей плоской треугольной башкой. — Никакого уважения! Оскорбляют. Ругаются. Бегают почем зря. А при беге, между прочим, они, знаете, как калории расходуют?! Вот недавно одна крыса даже хвостом отхлестала. Прямо по морде. Чуть глаз не выбила. И смоталась!
— Да уж, нелегко тебе здесь приходится! — посочувствовал я змее, хотя на самом деле в данный момент испытывал скорее не жалость к рептилии, а гордость за простую российскую крысу, которая не пожелала стать чьим-то питательным белковым ужином. Даже лапу ей пожать захотелось, фигурально, конечно.
— А самое большое горе, — продолжала перечислять кобра обрушившиеся на ее отсутствующие плечи невзгоды. — Скучаю я. Дома только-только детеныши вылупились. Смышленые такие. Красивые. Все в меня. Их бы растить, воспитывать. А я тут лежу, ночами не сплю. Все представляю, как на гнездо какой-нибудь мангуст набредет — Рикки-Тикки-Тави недоделанный. Ой-ей-ей-ей-ей…
Видимо, воспоминания о змеенышах и бравом киплинговском герое напрочь добили кобру. Она наконец замолчала и безвольным полутораметровым шлангом повисла в руке у егеря, который за все это время не проронил ни слова.
— Вот что, — неожиданно прервал он начавшее затягиваться молчание. — Думаю, тебе надо бросить своего хозяина.
— Как? — спросил я вместо змеи. — Она же говорила, Кубера — бог. В секунду ее отыщет.
— Не отыщет. Применим к ней программу по защите и переселению!
— Кого?! Змей?! — изумился я.
— Волшебных животных!
— Правда? — оживилась кобра. — Вы это сделаете?
— Слово защитника! — пообещал Хан с твердостью, которой могли бы позавидовать президенты Буш, Путин и Лукашенко вместе взятые.
— Но имей в виду, — тут же добавил он. — Если ты по своей змеиной привычке нас обманываешь…
— Знаю, знаю, — смиренно продолжила змея, повернув голову в мою сторону. — В Дарвиновский музей на чучело!