Дело Белки

– Отпусти его! – приказала мне Василиса. И в этот раз мне почему-то легко удалось освободиться от взявшей меня в плен рукояти. При этом, едва я разжал пальцы, меч словно выключили. Он разом потерял всю свою жизнь и энергию, и с громким стуком упал мне под ноги. Я оглядел комнату. Музей, который раньше напоминал складское помещение, теперь выглядел образцовой мусорной свалкой. Распотрошенные коробки, вскрытые чемоданы, разбитые ящики. Возникло ощущение, что мы с мечом не оставили в помещении ни одной целой вещи, и я уже догадывался, кому за это придется отвечать.

– Скажи мне только одно, – слишком уж спокойным голосом обратилась ко мне Василиса. – Я предупреждала тебя, чтобы ты ничего не трогал?!

Удивительно, но этой женщине, которая внешне была старше меня в лучшем случае на десять-пятнадцать лет, удалось воскресить в моей памяти события моего давнего-давнего детства. Примерно таким же тоном мой ныне покойный дедушка обратился ко мне, когда я ухитрился опрокинуть на пол его квартиры два баллона какой-то особо дефицитной и чрезвычайно стойкой масляной краски. Его тоже интересовало, почему я прикоснулся к тому, что мне запретили трогать. Мало того, так и не дождавшись ответа, мой добрый дедушка показал на торчавший из стакана с карандашами красный первомайский флажок и пообещал, что за совершенное преступление моя детская попа вскоре будет такого же цвета. К счастью, это была лишь непедагогичная угроза. Но впечатление о ней я сохранил на всю жизнь. Теперь же, когда зеленые глаза Василисы мрачно и холодно смотрели в мои собственные, я подумал о том, что кто-кто, а она телесными наказаниями не побрезгует. Тем не менее, все обошлось. Дверь распахнулась, и мне не пришлось решать морально-этическую проблему, можно ли противопоставлять грубой женской силе грубую мужскую. На пороге стоял Иван, и в первый раз за все время нашего знакомства его вид соответствовал прозвищу, то есть был абсолютно дурацким.

– Что вы здесь натворили? – переводя взгляд с одной груды лома на другую, изумленно спросил он.

– Поздравляю, – мрачно сказала Василиса. – Твой протеже решил подержаться за меч-кладенец.

– С ума сойти! – воскликнул Иван. – Что?! Взял Самосек и до сих пор жив? Дурак с интересом посмотрел на меня, словно ожидая, что сейчас я распадусь на несколько аккуратно нарубленных кусков.

– Чему ты радуешься?! – возмутилась экс-лягушка. – Посмотри, что он с музеем сделал.

– А ты где была?

– Пособия искала. Сам же просил ему все объяснить.

– Объяснить, а не бросать посреди предметов опасных для жизни. А если бы ему вместо Самосека Топор-саморуб попался? Или Штык-самотык?!

– Знаешь, что?! – вконец рассвирепела Василиса. – Ты его к нам взял, ты с ним и возись!

– Что за шум, а драки нет? – весело поинтересовался Дмитрий, заходя в комнату. Потом посмотрел по сторонам и добавил: – Или была, но уже закончилась?

– Чего тебе? – рявкнула на него госпожа Премудрая.

– Ничего! Стрелу ищу, Вернее уже нашел! – как ни в чем ни бывало, ответил

Счастливчик и начал пробираться к ближайшей стене, на которую опиралась огромная деревянная пластина с искусно вырезанной картой Евразии.

– Чтоб тебя! – ругнулась Василиса. – Вы только посмотрите. Он же еще и навигатор испортил.

Я подошел к карте и с огорчением убедился, что экс-царевна снова оказалась права. Видимо, арбалет Дмитрия обладал какой-то невероятной мощью. Выпущенная мной стрела добралась аж до этой комнаты. И несмотря на то, что по пути ей надо было прошить насквозь, как минимум, три-четыре стены, факт оставался фактом – она сделала это и теперь ее острие торчало из покалеченного ландшафта где-то около Великого Новгорода.

– Я пытался выдернуть ее с той стороны, – объяснил Дмитрий. – Но помешал наконечник. Василиса только головой покачала. Я ее понимал. Мне самому было искренне жалко изуродованный мной шедевр. Вообще-то, я не большой любитель народного творчества и в частности резьбы по дереву. На мой вкус большая часть подобных изделий малость аляповата. Однако эта карта и впрямь была чем-то особенным. Всю ее поверхность покрывали искусно выполненные фигурки. Скопления миниатюрных деревьев обозначали леса. Крохотные избушки и часовенки символизировали небольшие провинциальные города, а копии известных зданий соответствовали расположению крупных региональных центров. При этом все они были сделаны так тщательно и выглядели настолько органично, что казалось будто их не вырезали, а невероятным образом вырастили из идеально гладкой и теплой на ощупь деревянной поверхности. И только сквозная дыра, из которой Счастливчик извлек стрелу, портила это произведение искусства, представляясь чем-то вроде уродливой шахты в разверзшуюся преисподнюю.

– Да уж, Неудачник… – с сожалением протянул Дмитрий, впервые упомянув мою должность в Обществе. – Натворил ты дел. Что скажите, Иван Иванович, зарастет или навсегда след останется.