Дело Бутиных

А Зоря улыбнулась вопреки всему. Вопреки собственным слезам. Вопреки сложности собственной судьбы. Вопреки неизвестности, ждущей ее. Это было ее ответом. Она не могла, не смела удерживать сестру.

— Кто же из себя жених? — спросил Бутин свояченицу. — Если нерчуганин, полагаю, не безвестен для меня.

— У Духая складом ведает. Ошурков Ермолай Сергеич, из мещан, — едва выговорила Серафима, словно извиняясь за скромные чипы жениха, — вдовец, не купеческой гильдии, не чиновник, не военный.

— Знаю, у Духая в цене. Мужик работящий, дельный, только больно робкий да тихий… Он, что ли?

— Он самый, — глаза у Серафимы засветились, точно мужа ее нахваливали. И Бутин понял, что внутренне она уже решилась.

— Ну, Серафима свет Глебовна, значит, сватов поджидать или самим засылать?

— Как прикажете, так и будет, — прошептала Серафима, и за этим покорством стояла вся жизнь ее и все душевные муки: и Зорю с детьми оставлять больно, и замуж крайняя пора, и вас обижать худо, и себя тож, и здесь детки и там детки. Спокойная, покладистая, трудолюбивая Серафима, казалось, вечная хозяйка викуловского дома, безропотно сносящая свою судьбу ради счастья сестры, а теперь трепещущая в ожидании новой доли…

— Серафима, мы тебе обязаны всем. Ты многим жертвовала ради Зори и меня. Не знаю, как меня следует величать: дядей, или посаженым отцом, или сватом, — но я выдаю тебя замуж, и приданое тебе причитается только от меня.

Наверное, никогда его свояченица не глядела на Бутина так любяще, так преданно. Наверное, никогда до и после так проникновенно не целовала Бутина его Зорька.

Створка входной двери широко распахнулась от удара разом четырех крепких кулачков.

— Папа, мама, тетя, вы же обещали! Идемте на речку! Мы уже удочки приготовили — чебаков ловить!

Следующим утром Бутин вернулся в Нерчинск. Дома он пробыл лишь два дня: торопился в Иркутск, где его ждали кредиторы, Осипов и дела по учреждению новой администрации…

27

Бутин отчетливо сознавал, что получил более или менее короткую передышку.

Если предприятия фирмы пойдут на лад, то понемногу начнутся выплаты господам кредиторам. Если господа кредиторы удовлетворятся постепенностью, то расходы на текущие нужды не будут ограничены и поспособствуют прибыльной работе заводов, приисков и успешному ходу торговли. Налаженным круговоротом средств, при экономии и рачительности можно спасти дело.

Одна из главных трудностей, что вся русская промышленность в эти восьмидесятые годы была потрясена застоем, банкротствами, разорением сотен и тысяч предприятий, фирм, акционерных обществ, банков, и эта волна задела и Морозовых, и Коншиных, и Кнопа, и Трапезниковых, и других коммерсантов, которым задолжали Бутины. Милейшие наши просвещеннейшие Морозовы, ссылаясь на застой в делах, за два года пять раз снижали заработки на своих мануфактурах!

Другая трудность — второе подряд засушливое лето, второй безводный сезон на приисках Восточной Сибири и Приамурья, особенно задевший прииски Дарасуна, Жерчи, Зеи, — места основных по намыву золоторазработок братьев Бутиных.

Общее собрание кредиторов должно было заслушать представление Московского биржевого комитета. Бутин тщательно готовился к этому дню.

Он вызвал брата из Нерчинска. Николай Дмитриевич повздыхал, поканителил, пожаловался жене на колотье в боку и затрудненность дыхания, но приехал. Утром в день собрания он был уже в доме за Хлебным рынком.

Приехали и все руководители главной конторы Торгового дома. К уже находившемуся в Иркутске старому волку Иннокентию Ивановичу Шилову и молодому волку Ивану Симоновичу Стрекаловскому присоединились едкий на слово Алексей Ильич Шумихин и известный своей прямотой и неподкупностью Афанасий Алексеевич Большаков.

Бутин решил, что этого мало, надо пригласить пайщиков. А пайщиками кто? — те же Бутины! Заявился Иринарх со своими тремя паями, и родной его брат, Илья Артемьевич, тоже при трех паях, и зятья откликнулись со своими общими пятью паями — Николай Алексеевич Налетов и Иннокентий Степанович Чистохин. У каждого из них свое дело. Кто поторговывает лесом, кто чаем, кто на извозе. Но как не бросишь все в интересах родственника и кормильца!

Когда все участники собрания расселись в небольшом зале иркутского купеческого клуба, то от Бутина не укрылось, с какой опаской косились кредиторы на его многочисленную нерчинскую родню. Одна дерзкая носатая физиономия Иринарха чего стоила!

Среди иркутских кредиторов расселись и другие лица: томские, верхнеудинские, читинские, нижегородские коммерсанты и доверенные от них. Бутин узнал Марьина, Колпакова и еще несколько видных купцов, а еще представителя Городской думы Толстоухова, столоначальника генерал-губернатора, были и другие преважные чиновники.

А вот Хаминов не пришел. Сказался больным. Но хотя Ивана Степановича Хаминова на собрании кредиторов не было, — и на это обратил внимание не один лишь Бутин, — дух Хаминова присутствовал, и этим вполне сущим и телесным духом был Кузьма Меркурьевич Ветошников, приходившийся Хаминову дальним родственником — то ли племянник Агриппины Григорьевны, то ли муж ее племянницы.