Читаем Дело Бутиных полностью

«Образцы», находившиеся в зале, зааплодировали оратору, кто-то выкрикнул: «Браво», кто-то воскликнул: «Сущая правда», а кто-то и попроще: «Молодец, Бутин, так их щелкоперов!»

— Кто, господа, жертвует на храмы Божии нашего края, не считаясь со средствами? Мы, купечество! Кто насаждает в Сибири школы, училища, гимназии, печась о народном просвещении? Мы, купечество! Кто основывает, где возможно, библиотеки, лечебные заведения, типографии, газеты? Мы, купечество! Из рядов сибирского купечества вышли и выходят не токмо основательные фабриканты, предприниматели, учредители дела торгового, но и горные инженеры, люди науки, зодчие, медики. Уважением повсеместным пользуются наши просвещенные дамы, купеческие жены и дочери, отдающие силы попечительству женских училищ, сестринской заботе о домах призрения и материнской — о домах для сирот!

Снова звучные хлопки, снова одобрительные возгласы, в том числе и женские.

— Прошу разрешения, не занимая болей вашего внимания, представить новое предприятие культуры — музыкально-драматический кружок под управлением известного и талантливого музыканта господина Маврикия Лаврентьевича Маурица!

Сидевший в задних рядах Иринарх имел острый слух. До него доносились не одни лишь возгласы похвалы и одобрения. Доносилось и приглушенное, не для всех: «Говорят, у Бутиных уже десяток миллионов!» — «А как же, сударь мой, все прибрали к рукам: торговлю, золото, винные заводы». — «До Амура добрались, тама гребут!» — «Чего же с таким капиталом не пожертвовать сотенку на храм Божий!» — «Как бы нам не пришлось плясать под бутинскую музыку!»

Мауриц привычно, а все ж нетерпеливо-неловко поклонился публике и повернулся лицом к оркестрантам — длинные с крупной курчавинкой волосы взметнулись, мелькнула тонкая круглая палочка, и дивные звуки Моцарта овладели публикой — купцами, купеческими женами и дочерьми, горными инженерами и конторскими служащими, польскими ссыльными и гостинодворскими приказчиками, друзьями и недругами Бутиных, доброжелателями их и завистниками, соратниками и поперечниками…

А после звучали Россини, Гендель, Бетховен. Татьяна Дмитриевна, сестра Бутина, была потрясена до глубины души.

Временами, когда Мауриц оборачивался и кланялся, сестре Бутиных казалось, что Мауриц ищет ее глазами; вот их взгляды скрестились: «Луиза, королева…»

Сколько в нем силы, энергии, страсти, когда он весь в музыке. И куда это все уходит потом…

Она очнулась, когда кто-то легко, почти не касаясь, тронул ее за плечо мягкой ладонью.

К ней склонилось испуганное толстое лицо Филикитаиты Степановны, компаньонки невестки.

— Сударыня… Госпожа… Вас спешно просят домой… Очень плох супруг ваш… Владимир Николаевич… Господи Всевышний, помоги нам, грешным!

<p>12</p>

Китайская экспедиция не выходила у Бутина из головы. Для него она представлялась делом наиважнейшим. Она требовала немалых затрат. Ее должны возглавить опытные и знающие лица. Ее надо снарядить с величайшей предусмотрительностью. И маршрут следует вычертить, исходя из карты и подсказок бывалых путешественников. И взвесить все экономические соображения — какие везть товары, сколько… И где найти добрых проводников?

Все вокруг отвлекало его — неотложное, житейское, личное, — все требовало его участия и вмешательства. Не говоря уж о делах торговых, делах приисковых, делах амурских…

И осложнившиеся дела семейные…

Еще одна смерть в доме Бутиных.

Умер зять — молодой, красивый Заблоцкий. Недалекий, беспечный, но привязанный к дому, незлобливый и при всей своей мишурной воинственности — никакой не вояка и не рубака. Никому не мешал, ничего не сделал: ни хорошего, ни плохого, а был членом семьи, имевшим свое место за столом, у камина, в гостиной, на пикниках. Он ничего не умел, но весь по-ребячески сиял, ежли Михаил Дмитриевич надумает поручить самое малозначительное дельце… Уж такую серьезность на себя напустит, не дай бог, такую вокруг ничего шумиху разведет, а потихоньку спросит Иринарха или Шилова, как к дельцу подступить, те и сделают меж временем, а его с докладом пошлют… Нежили Вольдемара, лелеяли все в доме…

Любя сестру, Бутин внутренне корил ее за то, что не соизмерила силы мужа со своими, будучи старше годами, но много крепче духом и телом. Слабого мужика по Гималаям истаскала, по малайским джунглям. Да что толку перемалывать теперь перемолотое. Горе у Татьяны Дмитриевны было неподдельное, ожесточенное, бесслезное и горькое, — с Заблоцким уходила ее молодость, милая и послушная забава ее укрытого твердой оболочкой сердца…

Жена Капараки, сестра. Софья Андреевна, жена его, Сонечка, легкая и светлая. Маша и Лиза, милые доченьки Зензинова, самого близкого друга Бутиных… И теперь зять…

Что за напасть такая на их семейство: смерть в младых летах забирает дорогих людей… То в родах, то от скарлатины, то чахотка откуда ни возьмись, а то от нелепой случайности — шутила, пела, смеялась, и разом как свечку задуло… Сонюшку его…

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги