Гостья сняла мокрый плащ, распустила длинную толстую косу, с которой стекала дождевая вода, а потом обернула голову полотенцем, которое он ей дал, и высушила волосы. Он подал им чай, и девушка из Нагалаля с наслаждением пила его прямо с огня, отставляя мизинец в сторону от стакана. Эту любовь к кипятку мама унаследовала от своего отца, а отставленный мизинец — от матери, но мой отец не обращал внимания на такие мелочи. Он смотрел только на нее. Он смотрел и смотрел и, хотя не был религиозным, пришел к выводу, что Бог послал этот весенний потоп специально для него.
Со временем, через много лет после того, как они поженились, он описал ту их первую встречу в красивом стихотворении под названием «Что, если бы». Я приведу его полностью:
Это стихотворение всегда вызывает у меня улыбку и легкую грусть. Кстати, у него были «домашние заготовки». Когда мы с сестрой были еще совсем маленькими и отец рассказывал нам о той первой встрече с мамой, он всегда кончал рассказ тем судьбоносным вопросом, который позже лег в основу его стихотворения:
— Ну, детишки-ребятишки, а что было бы, если бы тот потоп не состоялся?
Мы молчали, смущенные и испуганные таким странным вопросом, и тогда он отвечал себе сам:
— Тогда мы бы с мамой не встретились и вы бы у нас не родились!
И пока мы с замиранием сердца переваривали эту ужасную перспективу, он разворачивал перед нами еще более головокружительный сюжет:
— Или нет — вы родились бы, но у других людей. И тогда это были бы не вы!
К нашему счастью, тот дождь хлынул, и та встреча состоялась, и после этого мои отец и мать начали встречаться регулярно, уже независимо от капризов погоды. Вскоре он привел ее в дом своей матери, бабушки Ципоры, которая жила в так называемом «Втором рабочем квартале» иерусалимского района Кирьят-Моше. Там мама познакомилась с папиным младшим братом Мордехаем. Ему было тогда восемнадцать. Я рассказываю об этом по той причине, что как раз после знакомства с папиным братом Мордехаем мама послала своей сестре Батшеве письмо, в котором впервые упомянула о новом ухажере. «Я познакомилась здесь с двумя братьями, — писала она. — Оба очень умные и оба очень уродливые». Когда я недавно рассказал об этом письме дяде Мордехаю, он громко расхохотался. А Рика, его жена, внесла поправку:
— Это неправда. Ицхак вовсе не был уродливым.