Дело было в Городце

— Ну, здравствуй, матушка-зима, — степенно поклонился он покрытым тонким слоем снега окрестностям. — Будь милостива, не поморозь людей моих да коней наших.

Вытащив из голенища сапога нож, он проколол себе палец. Несколько темных капель сорвались вниз, но, не долетая до белого снежного покрова, вспыхнули и пропали. Зима приняла предложенный ей дар. Что может быть слаще для сущностей, чем людская кровь. А уж кровь колдуна, предложенная добровольно, и вовсе сродни нектару. Кощей знал об этом. Знал и о том, сколько можно пожертвовать, чтобы умилостивить стихию, но не дать ей при этом понять, кто принес такую желанную жертву. Достаточно одной лишней капли, чтобы духи стали преследовать тебя, пока не выпьют досуха. В лицо мужчине ударило колким мелким снегом, но он только сунул палец в рот, зализывая ранку. Постояв на крыльце еще с минуту, Костя вернулся в дом и лег спать дальше. Больше его ничто не тревожило до самого утра.

В путь выступили затемно, благо от снега стало светлее. Перед отъездом лесник предупредил, что дальше по дороге не так давно орудовали разбойники. Сам он о них не слышал, но купцы и охотники поговаривали, не спокойные места.

Кощей ехал, задумавшись. Откуда могли взяться разбойники неподалеку от старой столицы, буквально в дне пути от нее. Саму Москву они планировали объехать, дабы не тратить время, плутая по узким улочкам, потому узнать, что да как на самом деле возможности не предоставлялось. С другой стороны, Елизара Елисеевича, будь там что-то серьезное, обязательно уведомили бы о беспорядках. Кое-какие подозрения на этот счет у колдуна были, но они нуждались в подтверждении.

— Как думаешь с разбойниками дело иметь? — подъехал ближе один из опытных воев, лицо его пересекал тонкий шрам, оставленный басурманской саблей, теряющийся в густой черной с проседью бороде.

— Сдается мне, не разбойники то, — задумчиво произнес десятник. — А если и разбойники, то из тех, что горазды трактир разворошить после лишнего ковша меда.

Воин нахмурился. Потом вопросительно крякнул, требуя разъяснений.

— Кого царь-батюшка из Городца этим летом выпроводил, дороги ладить заставил? — спросил у него Кощей.

— Вестимо кого, — буркнул вой. — Пропойц наипервейших, собутыльников твоих, Змея Горыныча да Чудо-Юдо. Неужто на них думаешь?

— Не думаю, но есть сомнение. Сам посуди, Прохор, коли бы что серьезное было, то в Городце бы давно о том проведали да людей отправили. А раз никто не сообщил, значит, не разбойники то, а свои. Надо только разобраться, чего это они на дорогу вышли. Али работа встала, и они ищут, кто с собой чего везет хмельного.

— Эти могут, — согласился воин.

Остальные тихонько прислушивались к разговору. То, что разбойники могут оказаться никакими не лихими людьми, а заскучавшими приятелями, радовало. Но это было только предположением. Вполне могло оказаться, что разбойники там взаправдашние, решившие по осеннему времени грабить людей, возвращавшихся с дальних ярмарок в свои деревни. В любом случае следовало соблюдать осторожность, о чем Константин и напомнил своим людям. Те лишь переглянулись. Понятное дело, в пути осторожность — прежде всего. Это на печи лежать безопасно, и то пока она не топится, и жинка кашу не варит.

Разговор с батюшкой у царевича был короток. Шутки кончились. Следовало собираться и выезжать к Москве, а оттуда, не доезжая столицы, двигаться до новой дороги, искать Змея Горыныча да Чудо-Юдо. Да вразумить обоих строго, что гневается царь-батюшка на их поведение беззаконное. Обозы они пугают, у проезжих купцов напитки хмельные требуя. Пусть осень — пора дома сидеть да барыши подсчитывать, есть еще те, кто по каким-то причинам выбрался в город позднее, или задержался там дольше, и теперь возвращались домой.

Понятное дело, беседе с сыном предшествовал долгий разговор с матушкой-царицей. Всю ночь убеждал ее Елизар Елисеевич. Всевозможные доводы привел. Под утро Марфа Матвеевна согласилась, утомившись уговариваться.

— Слышал уже, что наши два умника учинили? — дождавшись, пока слуги покинут малую столовую поинтересовался Елизар Елисеевич.

— Смотря какие умники, — осторожно ответил Елисей. — У нас же в каждом городе их не то, что два, двадцать два а то и больше.

— То верно. И самый главный среди них передо мной стоит, — Елизар Елисеевич вздохнул, потом предложил сыну присесть рядом за стол, на котором вместо посуды была расстелена большая карта. — Я сейчас о Горыныче и Чуде.

— Батюшка, так ты же сам их дорогу строить отправил, — царевич внимательно рассматривал карту — главную гордость отца. Составлять ее начали еще при царе Елисее, деде нынешнего наследника, а закончили совсем недавно. Вышла карта детальной, и стоила тех затрат, что пошли на оплату труда землемеров-рисовальщиков. Найдя на карте Москву, а после Серпухов, Елисей показал на точку немного восточнее. — Они как раз где-то здесь быть должны.

— Да, они где-то там и есть. А телеги с материалами где-то здесь застряли, — царь указал на место.