Дело чести

Лось смолк – опять впал в алкогольную прострацию. Вот команда мне досталась – алкаши! Но ничего – зато командир не подкачал. Ай да я – как все лихо рассчитал. Сейчас мы едем по земле Рустема Гушмазукаева, у которого с Рашидом довольно серьезные трения. Даже если нас здесь кто-то остановит – ничего страшного. Да и не станем мы останавливаться – тут рядом, рукой подать, пологий съезд к Тереку. Один отчаянный рывок – и привет. Нам нужно только добраться до этого спуска, а там… Нет, проехать на машине через бурную реку не получится – джип придется бросать. Но перейти можно – там есть брод, я прекрасно изучил географические особенности данного региона. И, пожалуй, наиболее существенное добавление – с той стороны реки, на казачьей земле, наверняка сидит застава. У казаков считается признаком дурного тона оставлять без присмотра такие удобные места, где с враждебной стороны можно переправиться на их территорию. Могу отдать фрагмент своей задницы на отсечение, что в кустах у брода скучают десятка полтора оружных терцев. Так что – более никто за нами не сунется. Вот она, свобода! Вот он – желанный миг победы!

– Я тебя сделал, Зелимхан! – заорал я, приспустив окно со своей стороны и любуясь стремительным пенным потоком, бурлящим глубоко внизу, под обрывом. – Я вас всех сделал, индюки!

Тю-ю-ю-ю-ю… Ба-бах!!! – оглушительно рвануло метрах в пятидесяти справа по курсу. Я заложил крутой вираж, огибая здоровенную воронку, и чуть сбавил скорость. Вот так ни фуя себе'!' Вот гак… Так вот, значит, что за игрушки у загадочного Имрана! Нет, вы совсем оборзели, ребята, – лупите из миномета по чужой земле. Давненько, давненько мне не приходилось слышать этого чудесного свиста – с достопамятных времен РЧВ.

Тю-ю-ю-ю-ю… Ба-бах!!! – на этот раз шарахнуло практически сразу за спиной – метрах в двадцати, машину слегка подбросило взрывной волной, но характерного стукотка сыпанувших по жести осколков я не услышал. Значит, фугасами долбят – нет у них осколочных. Однако миномет вслепую работать не может – где-то на горе у них сидит довольно опытный корректировщик и поправляет артиллеристов, ориентируясь по разрывам. Вот, значит, куда залез маленький Рашид – и ясно теперь, что у него за оптика. Однако хер вам по всей морде, дорогие! Вот он – спуск! Сейчас проскочу петлю над обрывом – и до свидания!

Прижавшись вплотную к обрыву, я мельком глянул вниз, в клокочущие воды Терека, и чуть прибавил скорость, выходя из виража.

Тю-ю-ю-ю-ю… – опять противно запела мина, только на этот раз разрыва я не услышал. Показалось, что кто-то изнутри изо всех сил надавил на барабанные перепонки: в голове вдруг страшно зазвенело, сознание мгновенно свернулось в коллапс, отказываясь воспринимать окружающую действительность. Машину швырнуло влево, ударило об острый каменистый край обрыва, перевалило за него – и ощущение тяжести мгновенно пропало. Невесомость…

Последнее, что успел зафиксировать мой агонизирующий мозг, было чувство безразмерного удивления. Так вот ты какая – смерть! Беззвучная и невесомая, как космос…

ЧАСТЬ II. ПОСРЕДНИК.

Глава 1

Поздняя осень на высокогорье – самая мерзопакостная пора из всех имеющихся в наличии времен года. Двадцать четыре часа в сутки живописные альпийские лужайки, расположенные по склонам вокруг усадьбы Хашмукаевых, погружены в молочно-белый кисель тумана, практически ощутимый на ощупь и холодный, как абсолютный нуль. Хотя нет, я неверно выразился: сейчас они, эти самые лужайки, не выглядят живописными – из-за проклятого хронического тумана влажность воздуха настолько велика, что в обозримой видимости царят вечная слякоть, грязь и уныние.

Дожди здесь не идут. Неоткуда им идти: облака – вот они, как раз и есть тот самый молочно-белый кисель, намертво застывший на лужайках и мрачной ледяной субстанцией заползающий в мой насквозь пропитанный влагой организм. Бр-р-р-р… И как там в Лондоне всякие Шерлоки с сэрами Уилфредами не сгнили на корню от такой погоды? Я вот, чувствую, еще пара недель – и заплету ласты, ну не Ихтиандр я…

С огромными усилиями натянув шланг на кран, берусь за одну из ручек допотопного водяного насоса и начинаю качать. Вода лениво булькает в шланге и медленными толчками выплескивается в огромную ржавую бочку, установленную на козлах. Родник находится метрах в пятидесяти ниже по склону, от него в усадьбу ползет замысловатое сооружение из разнокалиберных труб, сработанное в незапамятные времена еще прадедом Султана Хашмукаева. Ягодицы мои тоскливо сжимаются от мрачного предчувствия. Если буду качать такими темпами, наверняка управлюсь аккурат к наступлению темноты. Надо поднажать, а то не успею убрать с пятачка за домом последствия дневной мясозаготовительной деятельности хозяев. А это чревато.