Дело чести генерала Грязнова

– Я-то прикрыл, – согласился с Рогачевым Ихтеев, – но и Рябов не пальцем деланный. Он вправе поднять прошлогоднее уголовное дело в связи с новым фактом угрозы.

– Вот же тварь! – Рогачев хрустнул сжатыми в кулак пальцами, на его скулах заиграли желваки. Поднял на племянника тяжелый взгляд, в котором уже не было и тени недавней презрительной снисходительности. – Значит, ему же будет хуже!

– Кому хуже?

– Менту твоему, Рябову! – голос Рогачева зазвенел металлическими нотками. – А заодно и козлу этому, Тайгишеву!

Замолчал было, уставившись глазами в телефонный аппарат, и только желваки на скулах выдавали его состояние. Наконец поднял глаза на Ихтеева и все так же жестко произнес:

– Надо срочно нейтрализовать его! Причем нейтрализовать серьезно и надолго, лучше всего, конечно, навсегда.

– Это как еще? – вскинулся Ихтеев.

– Успокойся! – громыхнул баском Рогачев, и на его широком лице застыла жесткая усмешка. – Мочить твоего мента никто пока не собирается, надо вывести его из дела, чтобы под ногами не мельтешил… – И снова его тяжелый кулак опустился на полированную поверхность стола. – А сделаешь это ты! Да, и не вздумай затягивать!

– Но ведь… – попытался было восстать против подобного произвола Ихтеев, однако Рогачев тут же посадил его на место:

– Слушай, Макар, не заводи меня. Отрабатывать хлебушек надо, отрабатывать! Не зря в прокурорском кресле сидишь.

Ихтеев хотел было сказать что-то в ответ, может быть даже возмутиться, но Рогачев нажал кнопку на пульте, и в дверном проеме выросла статная фигура восемнадцатилетней «белорыбицы», в глазах которой плескалась томная нега.

– Людочка, дорогая, сообрази-ка нам бутылочку коньячка да закусить что-нибудь. И все! Меня здесь нет.

Когда секретарша вышла, плотно прикрыв за собой дверь, Рогачев произнес тоном, не допускающим возражений:

– И еще вот что, Макар. Посади-ка на прослушку дружка нашего Чуянова. Есть слушок, будто он начинает копать убийство в «семерке». Не нравится мне все это…

Когда Ихтеев ушел, Рогачев потянулся рукой к телефону, набрал рабочий номер Полуниной. Услышав голос Раисы, проворковал в трубку:

– Свободна, надеюсь? Еду.

* * *

Проводив тоскующим взглядом растворившийся в наступающей темноте черный джип Рогачева, Раиса Борисовна покосилась на темные провалы окон и со вздохом обреченного человека открыла калитку. Света не было, а это значило, что Полунин – она уже забыла, когда в своих мыслях называла мужа Олегом – «добрел» все-таки до дома и теперь спал, завалившись прямо в одежде на диванчике.

Впрочем, ее сейчас мало волновало состояние мужа, и она даже вздохнула облегченно, подумав о том, что не надо будет врать в очередной раз, вешая лапшу на уши о проблемах с двойной бухгалтерией, которые она не могла да и права не имела перепоручить кому-либо из «девочек». Несмотря на клятвенное обещание «не пить» или хотя бы «не пить в рабочее время», Полунин с трудом выдерживал «щадящий», то есть второй, вариант, да и то наполовину. Опохмелившись утром, он прятал в кейс оставшуюся водку местного розлива и уже в своем кабинете, в офисе компании, добирал ее до победного конца, растягивая по граммам до пяти вечера. По пути к дому покупал вторую бутылку и «начинал» ее, не доезжая до дома. Он не стеснялся своего водителя. Утром следующего дня все повторялось по новой, и Раиса Борисовна, давно уставшая бороться с пьянством мужа, молча смотрела, как он дрожащей рукой наполняет стакан. «Похмельную» бутылку он также покупал по пути домой.

Перед тем как подняться на крыльцо, Раиса Борисовна постояла на нижней ступеньке и, положив руку на резное перильце, вдыхала настоянный волнующими летними запахами воздух и не могла надышаться. Будто боялась того, что как только она переступит порог этого добротно сложенного дома, который был куплен за бесценок у отъехавшей из Боровска семьи для нужд «Алтынлеса», то тут же исчезнет волшебное очарование этого вечера. А вместе с ним отойдут в прошлое и жадные ласки Рогачева, обжигающий жар его губ, прильнувших к ее обнаженному животу, к ее возбужденным соскам, изнывающим от проснувшегося в ней желания и сладостного томления, которое она испытывала только с этим сильным человеком, который был намного старше ее. Впрочем, как и ее муж. Но один из них сумел сохранить свою мужскую силу и мог сделать счастливой любую женщину, а другой не мог, потому что много пил водки.

Правда, она и сама давно была не девочкой, но еще горела страстным желанием, слишком поздно в ней проснувшимся, и хотела быть не только желанной, но и счастливой.

Последний раз набрав полную грудь воздуха, Раиса Борисовна поднялась на крыльцо и тронула наружную дверь. Она была не заперта: верный признак того, что Полунин давно уже в отрубе и спит сейчас непробудным сном.

Понимая, что в один из запоев он может и не проснуться, Полунин никогда не закрывал на ключ или щеколду входную дверь.

– Ну и ладненько, – буркнула Раиса Борисовна, входя в просторные сени и включая свет.