Дело Декстера: кошка

В профессорский кабинет тянулась огромная очередь из студентов, жаждущих пересдачу, аспирантов, акульей стаей повсюду следовавших за дедом, научных работников «с самым последним очень важным вопросом». На нас, решительно проталкивающихся к двери, недовольно косились, но остановить не спешили, все-таки я копия деда. Сделать вывод, кто пришел на аудиенцию без очереди, могли даже непутевые историки с третьей пересдачей.

Прямо перед входом толпа страждущих уплотнилась настолько, что единственным способом попасть в кабинет было махнуть рукой на правила приличий и пройти прямо сквозь стену.

Кивнув Эли, я решительно шагнул вовнутрь.

— Добрый день, Декстер, — поздоровался дед.

Пяток аспирантов и один научный сотрудник подскочили и обернулись. Проекция какого-то памятника на тяжелом профессорском столе, обиженно мигнула, оставшись без внимания.

— Думаю, на сегодня все, — дед решительно поднялся со стула. Мы были с ним одного роста, то есть на голову ниже всех присутствующих.

Впрочем, это не мешало деду смотреть на окружающих свысока.

Ученые умы тут же стушевались и слаженно подались к двери. Вспомнив про проекцию, один из них суетливо вернулся. Выключил изображение и сунул передатчик в карман.

— Пойду прослежу, чтобы Эли не затоптали, — сообщил я и вышел. Все также, через стену.

Минут через сорок пять, когда удалось вытолкать взашей последнего и самого настырного студента, дед лично заварил нам чай. Настоящий, с листьями, никакой имитации. В больших фарфоровых чашках, времен первого контакта.

У деда была огромная библиотека, как виртуальных, так бумажных книг, часть из которых переехала в университет вместе с ним, а также внушительная коллекция… я бы хотел сказать «предметов старины», но, по мнению других ученых, дед собирал исключительно «всякий хлам» времен первого контакта и с упоением пользовался некоторыми вещами в повседневной жизни. По одной из версий заниматься этим он начал еще на родной планете, что и послужило причиной для их развода с моей бабушкой, которую, я, кстати, никогда не видел. У нас на родине ячейка общества кардинально отличается от земного представления о семье, и уже то, что дед уговорил бабушку заключить земной брак, то есть довольствоваться его скромной персоной, говорило о серьезном чувстве, что связывало их задолго до моего рождения.

— Ждал вас, — дед бродил по кабинету прямо сквозь стеллажи и стопки книг, как никогда напоминая полтергейста. В то время как мне приходилось прилагать усилия, чтобы проходить сквозь предметы, ему приходилось напрягаться, чтобы этого не делать.

— Можем в кино сходить.

Надо признать, смотреть исторические фильмы в компании деда было донельзя занятно.

Эли встрепенулась, но предложить ничего не успела.

Раздался стук в дверь.

— Ну кто там еще?!

— Пришел отчет по образцам, может, взглянете? — с надеждой поинтересовались в коридоре.

Дед сердито вышел за дверь, даже не потрудившись ее открыть.

— Вы так похожи, — со смущенным смешком заметила Эли. — С возрастом ты не изменишься. В отличие от меня.

Я внимательно взглянул на нее, прежде чем ответить.

И к чему эти сравнения?

Эли осторожно грела руки о кружку. Настоящую, фарфоровую, времен первого контакта, дед вот так, запросто, наливал в них для гостей чай.

— Это не совсем так, — неохотно признался я, — влияние на нас планеты до конца не изучено, но один факт сомнению не подлежит: тот же феномен, который позволяет нам проходить сквозь предметы, рано или поздно окончательно разрушит химическую связь, обусловливающую устойчивость молекул как целого. Взаимодействие атомов, школьная программа, мы как раз на уроках это проходим.

— И что это значит? — Эли настороженно смотрела на меня поверх кружки.

— Однажды я просто растворюсь как полтергейст, — со смешком пояснил я. — Дед приехал сюда, прожив изрядно земных лет, родители — моложе, но доктора в федерационном госпитале говорят, что процесс истончения связей у них идет с одинаковой скоростью.

— А ты? — Эли подалась вперед, взволнованно слушая каждое слово.

— А я чуть больше приспособлен к жизни на планете, — я помедлил, подбирая слова, — скажем так, акклиматизация космического масштаба меня миновала, я с ней родился. Но, возможно, где-то за пределами Земли я прожил бы гораздо дольше.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

Я пожал плечами.

— Не вижу смысла жить где-то там, когда все, что мне нравится, где-то здесь, — я взглянул на Эли. Она смущенно отвела глаза, уши ее порозовели.

Неловкое молчание затягивалось.

Кажется, если я ждал подходящего момента, это как раз таки он. Глубоко вдохнуть — и наконец-то признаться.

Эли, я тебя люблю. Четыре слова. Тринадцать букв.

Какая-то несчастливая цифра. Земные суеверия оказались на удивление прилипчивы. Может, запятую посчитать? Тогда — четырнадцать. Но запятая, это же не буква, а…