Дело Дрейфуса

В свою очередь основная цель обвиняемых и защиты – превратить процесс Золя в процесс Дрейфуса. В своем ответе обвинителю Лабори сказал: «Выступление государственного обвинителя удивительно. Он хочет помешать Эмилю Золя представить суду свои доказательства. Теперь не время спорить. Надеюсь, что к концу дебатов и сам обвинитель, несмотря ни на что, озаренный истиной, подаст просьбу министру юстиции не о пересмотре, но об уничтожении дела Дрейфуса. Если Золя обвиняется в том, что он оклеветал военный суд, оправдавший Эстерхази, то ему необходимо дать возможность доказать, что Эстерхази виновен, а это, в свою очередь, также требует предварительно доказать невиновность Дрейфуса. Каким же образом могли мы доказать, что военный суд в 1898 году покрыл его по приказу беззаконие, если нам не будет дозволено доказать, что это беззаконие было совершено? Все факты связаны между собой»[179].

Суд стал на сторону обвинения, запретив подсудимым и их защитникам приводить доказательства относительно каких бы то ни было обстоятельств, не упомянутых в обвинительном акте. Положение Золя и его защитников резко осложнилось, но они не унывали и не собирались сдаваться.

Первой свидетельницей, представленной защитой, была мадам Дрейфус. Во французском суде стороны могут задавать вопросы свидетелям только через председателя суда. Лабори предложил председателю суда задать мадам Дрейфус 16 вопросов, обвинитель был против. Председатель суда на каждый вопрос Лабори сам давал ответ: «Этот вопрос не будет поставлен». Жена Дрейфуса ушла из зала суда, так и не сказав ни единого слова. Золя был поражен необъективностью суда, запретившего любые показания, имевшие даже самое отдаленное отношение к процессу Дрейфуса. После того, как жене Дрейфуса не позволили сказать ни слова, Золя в ярости бросил обвинителю: «Три недели, как меня осыпают грязью и бьют стекла в моей квартире, я требую, чтобы мне было предоставлено то же право, которое на этой скамье дается всякому разбойнику и убийце, право защищать свою честь!»[180]

С большим трудом удалось добиться права отвечать на вопросы для Шерер-Кестнера и Леблуа, и они, несмотря на все усилия обвинения и председателя суда, дают показания, благоприятные для Дрейфуса.

Первоначально генералы и офицеры предпочитают вообще не являться на судебные заседания. Своеобразный заговор молчания. Большинство из них объясняло свою неявку необходимостью соблюдения военной тайны. Бывший военный министр Мерсье назвал другую причину: «Эстерхази мне совершенно чужд, я никакого решительно отношения к его делу не имею, а потому никаких показаний я сделать не могу»[181]. В конце концов, они вынуждены там появиться, но на все вопросы дают стандартные ответы: «Я не знаю; этого не могу сказать, так как этот вопрос находится в связи с делом Дрейфуса». В результате Лабори удалось заставить генералов, суд и обвинение отступить. Перелом произошел во время допроса генерала Гонза:

«Лабори: известно ли вам, кто была таинственная дама под вуалью (имеется в виду Пати де Клам, переодевавшийся дамой для встречи с Эстерхази. – Л. П.).

Гонз: Я не знаю, я не вел следствие.

Лабори: Произвели ли вы розыски с целью обнаружить ее личность?

Гонз: Я не хочу отвечать на эти вопросы. Все это ловушки, в которые вы меня хотите поймать.

Поднявшись во весь свой огромный рост (более двух метров), Лабори буквально высек Гонза.

Лабори: Что, господин генерал, это ловушка? Вы позволяете себе говорить, что защита ставит вам ловушки. Такие выражения здесь совершенно неуместны. После этого я уже не стану обращаться к вам ни с какими вопросами. Я жду, что государственный обвинитель поднимет свой голос в ограждении чести и прав защиты.

Ван-Кассель молчит.

Лабори: В таком случае я объявляю забастовку от своего имени и от имени всего адвокатского сословия»[182].

Дело в том, что во Франции есть закон, по которому, если задеты честь и достоинство одного из адвокатов, вызывают в суд батонье (главу адвокатского сословия). Если суд отказывается защитить честь и достоинство адвокатов, то адвокаты могут объявить забастовку. В зале дикий шум, раздаются возгласы в поддержку и в осуждение Лабори. Стража очищает зал. После прибытия батонье Ван-Кассель и председатель суда вынуждены оправдываться. Генерал Гонз просто испугался: «Под влиянием возмущения мои слова действительно зашли далее моей мысли. Я вовсе не имел в виду адвокатское сословие»[183].

Брешь была пробита, и следующему свидетелю, будущему министру юстиции, в то время руководителю Лиги прав человека Л. Трарье, суд не мешает говорить. И он подробно описывает все беззакония, допущенные в делах Дрейфуса и Эстерхази. Судьи и обвинение стремятся любой ценой избежать одного вопроса: существовал ли секретный документ, представленный военному суду за спиной подсудимого и защитника? Этот вопрос был поставлен каждому из семи членов военного суда, судившего Дрейфуса. И каждый раз звучал голос председателя суда: «Этот вопрос не будет поставлен».