Дело Дрейфуса

Так что же считают авторы книги: виновен или невиновен Дрейфус? Фраза о том, что доказательства Пикара, «свидетельствовавшие как будто о невиновности Дрейфуса», скорее, указывают, что авторы считают Дрейфуса виновным. Но прямого ответа на этот вопрос они не дают. Говоря о решении Ренского суда, авторы пишут: «Пятью голосами против двух Дрейфус был снова признан виновным, но, найдя смягчающие вину обстоятельства, суд приговорил его к десятилетнему тюремному заключению. Менее чем через месяц Дрейфус был помилован декретом президента республики. Это решение французское правительство считало идеальным выходом из создавшегося положения. Стране нужно было вернуть спокойствие и стабильность. Монархические и антиреспубликанские силы за это время настолько активизировались, что республике стала угрожать вполне реальная опасность»[262]. Из этих слов можно сделать вывод, что президент Лубе помиловал Дрейфуса не потому, что у него были стопроцентные доказательства его невиновности, на которые военный суд, действуя по приказу Генштаба, предпочел не обращать внимания, а для того, чтобы успокоить страсти, бушующие на улице, и вернуть стране «спокойствие и стабильность». Вообще, весь раздел, посвященный делу Дрейфуса, оставляет впечатление какой-то недоговоренности. Авторы нигде прямо, в лоб, не называют Дрейфуса виновным, но невиновным они его также не называют. Весь этот раздел выдержан в стиле распространенного в советской литературе жанра литературного доноса. Хотя прямо и не говорится, но у читателя должно создаться довольно четкое впечатление, что вопрос о виновности Дрейфуса очень запутан, неясен, и что, скорее всего, он все-таки виновен. Это впечатление усиливается весьма своеобразной оценкой авторами книги всего лагеря дрейфусаров. Авторы не видят принципиальной разницы между дрейфусарами и их противниками: «Наряду с военными противниками дрейфусаров выступали клерикалы, антисемитские круги и откровенные монархисты. Против них как будто бы должны были сплотиться все искренние республиканцы и прогрессивные круги. Среди защитников Дрейфуса наряду с прославленными писателями и художниками, выдающимися учеными и знаменитыми юристами, были буржуазные политические деятели самой сомнительной репутации и крупные миллионеры – единоверцы обвиняемого. Сам Альфред Дрейфус, сын эльзасского текстильного фабриканта, был типичным представителем этих, весьма влиятельных во Франции, держащихся тесной группой буржуазных кругов страны»[263]. Затем авторы рассказывают о схватке между банковской группой Ротшильда и католическими банками и делают следующий вывод: «И теперь за делом Дрейфуса явственно угадывалось продолжающееся ожесточенное соперничество определенных кругов буржуазии. Финансовая борьба перенеслась в область политики и тесно переплелась с ней»[264]. Эта трактовка полностью в духе «позорного манифеста» социалистической партии. И не случайно авторы приветствуют и одобряют его. Они первыми в советской историографии полностью одобряют позицию Геда во время дела Дрейфуса и осуждают позицию Жореса: «Только Жорес, проповедовавший идеалистическую идею справедливости как решающую силу общественного развития, активно включился в борьбу на стороне дрейфусаров»[265]. Старая идея антисемитов о «еврейском синдикате» нашла себе место на страницах этой книги с новейшими добавлениями. «Еврейский синдикат» дополнен «сионистским заговором»: «Есть еще один наиважнейший факт, объясняющий столь необычную активность вокруг этого дела. Кампания в защиту Дрейфуса началась осенью 1897 года, то есть сразу после того, как в августе в Базеле состоялся первый международный съезд сионистов и была основана Всемирная сионистская организация. Совпадение это вовсе не случайно, поскольку один и тот же источник питал и международное сионистское предприятие, и кампанию дрейфусаров – деньги барона Ротшильда»[266]. Все точки над «i» поставлены. Золя и Жорес, Пикар и Лабори и тысячи других людей, кому Франция обязана своей славой и честью, – платные агенты еврейского синдиката и сионистов. Ляпкину и Шибанову хочется найти авторитеты, на которые можно сослаться в их еще новых и неожиданных для советских авторов взглядах. Ссылаться на авторов из лагеря реакции они не могут и, не считаясь ни с какой правдой, выдергивая из контекста отдельные слова или сочетания слов, проходя мимо четких высказываний, Ляпкин и Шибанов превращают в своего сторонника Ленина, делая из него антидрейфусара, что ни в малейшей степени не соответствует действительности. Из-за желания любой ценой разжечь антисемитские настроения в СССР они готовы белое сделать черным, а черное – белым. Показать, что Дрейфус, скорее всего, является немецким шпионом, а все его защитники – агентами Ротшильда и сионистов. Назвав главу о деле Дрейфуса «Игра без правил», они стремились показать, что игру без правил ведут как антидрейфусары, так и дрейфусары. Но не Золя и Лабори вели игру без правил, ее в первую очередь ведут авторы этой книги. Так далеко, как Ляпкин и Шибанов, в переоценке дела Дрейфуса в СССР еще никто не заходил. В советской печати иногда появлялась оценка дела Дрейфуса в духе Ляпкина и Шибанова. Так, в журнале «Человек и закон» в статье «Дело Штерна и кампания клеветы» сказано следующее: «Сионисты стремятся приравнять дело Штерна к делу Дрейфуса и делу Бейлиса, закрепленным в мировом общественном мнении в выгодном для сионистов свете»[267].