Дело Фергюсона

— Часть денег ушла на наркотики, Гуннарсон. Если верить этому человеку, играть она начала, чтобы раздобыть денег на наркотики. И увязала все глубже, глубже...

— Какие наркотики?

— Почем я знаю? — Солемен пожал плечами. — Наркотики не по моей части. — Он улыбнулся своей запечатанной улыбкой. — Мне известно только то, что я читаю в газетах. Вот, скажем, про нее и клубного спасателя. Такая добавочка тоже все газеты обойдет.

Фергюсон обернулся. Он был бледен, как его отражение.

— Это еще что?

— По-моему, шантаж, — ответил я.

— Как бы не так! — сказал Солемен. — Этот ваш мальчик, папаша, видно, дурак набитый. Мой вам совет — обменяйте его на другую шавку, да побыстрее. Вам нужен мальчик, который разбирался бы, что к чему в таких делах. У меня есть право охранять мои законные интересы.

— Я понимаю, — сказал Фергюсон, уныло взглянув на меня. — Но таких денег у меня под рукой нет.

— Сойдет и завтра. Но это последний срок. Я не могу торчать в этой дыре, пока вы тут мямлите. Мне пора назад. Меня дела ждут. Так завтра в это же время, подходит?

— Ну, а если я не заплачу?

— Тогда вашей куколке в кино больше уже не сниматься. Ну, разве в фильмах ужасов. — Солемен показал зубы. Очень скверные.

Фергюсон произнес голосом, пронзительным от отчаяния:

— Она же у вас, так? Я с радостью уплачу, только верните ее!

— Вы что, одурели? — Солемен рывком повернулся ко мне. — Дурдом тут, что ли? Старикан свихнулся?

— Вы не ответили на его вопрос.

— А чего отвечать? На такую чушь собачью? Да будь Холли у меня, так она бы тут сейчас деньги выпрашивала. На коленях бы ползала.

— Но вы же дали понять, что можете ее захватить.

— Со временем и могу. Разошлю частное оповещение во все крупные игорные дома и ко всем букмекерам. Рано или поздно она где-нибудь да объявится. Но чем дольше я буду ждать, тем дороже это обойдется. И я ведь не только о деньгах говорю.

— Мы с моим клиентом хотели бы обсудить это наедине.

— Естественно! — Рука Солемена описала великодушную дугу. — Хоть всю ночь обсуждайте. Только завтра приготовьте верный ответ. И меня не разыскивайте. Я сам найдусь. — Он поднял два пальца в прощальном жесте и вышел. Я услышал, как «форд» прошумел по дороге.

Молчание нарушил Фергюсон:

— Что мне делать?

— А что вы собираетесь сделать?

— Наверное, надо им заплатить.

— Деньги у вас есть?

— Позвоню в Монреаль. Меня не деньги заботят. — После паузы он добавил: — Я не понимаю, на какой женщине я женат.

— Во всяком случае не на святой, это очевидно. У вашей жены есть свои беды. II начались они до того, как она вышла за вас. А вы не думаете поставить точку?

— Что-то не понимаю, Гуннарсон. Я не в лучшей форме. — Он опустился в шезлонг. Голова его откинулась на спинку, одна нога вытянулась.

— Вы не обязаны платить ее долги, если не хотите.

— Я не могу ее предать, — ответил он растерянно.

— Но она вас предала.

— Может быть. Но мне она все еще дорога. А деньгами я не дорожу. Ну, почему все всегда облекается для меня в деньги?

Ответить на это было нечего. Разве напомнить, что он имел деньги и использовал их, чтобы жениться на девушке вдвое моложе себя. Впрочем, вопрос был задан потолку. И потолку же он заявил:

— Черт побери, противно уступать их подлым угрозам. Но их подлые деньги я им уплачу.

— Разумно ли вы поступите? Это может положить начало длинной серии выплат. И вообще не исключено, что вы один раз им уже платили.

Он привстал, моргая.

— Как это?

— Деньги, которые вы утром отвезли Гейнсу и вашей жене, могли быть первым взносом. А это — второй.

— Вы полагаете, что похищением руководил Солемен?

— Никакого похищения не было, полковник. Теперь это уже ясно. Набирается все больше подтверждений того, что ваша жена сговорилась с Гейнсом, чтобы завладеть этими деньгами. Возможно, для уплаты игорного долга. Если такой долг действительно существует. Она при вас когда-нибудь о нем упоминала?

— Нет.

— И не просила крупных сумм?

— Ей этого не требовалось. Я отдал в полное ее распоряжение сумму более чем достаточную для ее нужд.

— Возможно, она так не считала. Наркотики, например, требуют огромных расходов.

— Можете считать меня круглым дураком, — сказал он, — но я просто не могу поверить, что она наркоманка или была наркоманкой прежде. Я прожил с ней здесь полгода и ни разу не заметил ни малейших признаков.

— Какие-нибудь сигареты с непривычным запахом?

— Холли и обыкновенные не курит.

— Есть у нее шприц? На руках или ногах есть следы уколов?

— Нет — и на первый вопрос, и на второй. Руки и ноги у нее чистые, как ивовый прут, когда с него сдирают кору.

— Снотворными типа люминала она пользовалась?

— Очень редко. Я был против. И Холли часто говорила, что кроме виски ей другие транквилизаторы не требуются.

— Она много пила, так?

— И она, и я.

— Наркоманы редко пьют. Возможно, она отказалась от наркотиков и заменила их алкоголем. Она всегда много пила?

— Нет. В Ванкувере, когда мы познакомились, она вообще избегала пить. Вероятно, это я ее приучил. Она очень... ну, первое время робела. А виски снимало нагрузку. Но последние недели она пила мало.

— Беременные женщины обычно воздерживаются.