Дело Габриэля Тироша

В тот день я вернулся домой, и услышал от матери, что вот уже четверть часа ждет меня гостиной человек. Это был мужчина лет тридцати, который представился другом Габриэля Тироша. Помню, что я схватился за этажерку с книгами, чтобы не упасть.

«Он жив?» – спросил я почти шепотом, не спуская взгляда с его губ.

«Не знаю, – сказал он, – уже много времени ничего о нем не слышал».

«Итак, – уставился я в него разочарованным взглядом, – что привело вас ко мне?»

Он извлек сигарету из табакерки, постучал ею по крышке, зажег, глубоко затянулся, и не было видно, что он куда-то торопится.

«Может, присядем», – предложил он мне с улыбкой. Только сейчас, заметив, что мы оба стоим, я извинился перед ним.

«Мне все известно о кружке, который Габриэль организовал в гимназии», – сказал он спокойно и негромко.

Я не выразил никакого интереса, словно ничего мне об этом не известно. Он это почувствовал, и попытался меня успокоить.

«Смотри, я человек ЭЦЕЛя и рискую больше чем ты, если признаешься, что принадлежал к тому кружку».

«Я не знаком с вами!» – сказал я, показывая ясно свое подозрение.

«Ну что ж, исповедуюсь тебе, – сказал он с тем же спокойствием, которое с самого начала отличало его поведение.

– Когда Габриэль покинул «Хагану», я ушел с ним и по тем же причинам. Мы познакомились друг с другом в Кфар-Сабе, когда я принадлежал к организации «Бет», откуда и снабжал Габриэля оружием для вашего кружка: пятью пистолетами «парабеллум», патронами к ним и гранатами. Вместе с Габриэлем и другими товарищами мы думали создать новую организацию, которая атакует арабов и, тем самым, приведет к концу это пресловутое «сдерживание».

«Но что вы хотите сейчас?» – спросил я его отстранение. Я все еще не освободился от подозрений, когда дело касалось «кружка», вся информация о котором принадлежала лишь нам, шестерым. Не зря же он назывался «очень узким кружком», и эти три сухих и, тем не менее, таинственных слова были врезаны мне в душу.

«Я хочу вам сообщить, что эта организация существует. Предлагаю вам и вашим товарищам присоединиться к ней».

«Почему вы пришли именно ко мне?»

«Потому что только ваше имя передал мне Габриэль. С ним было согласовано, что если случится что-то неожиданное, именно вы будете человеком, к которому обратятся наши люди, чтобы восстановить связь».

После этого мы встретились вчетвером с этим человеком, и он с легкостью убедил Дана и Аарона присоединиться к организации.

Только Яир отрицательно покачал головой:

«Я, – сообщил он, – вернулся в «Хагану», и не собираюсь ее покидать вторично».

2

Прошло несколько лет, и центробежная сила, которая толкала молодых людей от центра, где они росли в юные годы, на периферию, где они должны обрести опыт и знания, все больше разводила нашу четверку.

Дан поступил в Хайфский Политех. Семья Аарона переехала в Тель-Авив, где господин Иардени получил место директора начальной школы. Из всей компании, которая сидела напротив господина Тироша днями и совершала походы ночами, остались только Яир и я. Но и мы подолгу не встречались. Он служил в ударных отрядах «Хаганы» – Пальмахе, и в Иерусалиме не появлялся. Я слышал, что какое-то время он пребывал в кибуце Аелет-Ашахар. Затем я получил от него привет из кибуца Эйн-Харод. Кто-то видел его в кибуце Мишмар-Аэмек (Страже долины) и рассказывал о нем всяческие чудеса. Потом прошло несколько лет глубокого погружения. Он долго не появлялся на поверхности, лишь пришло от него смятое письмо, написанное в велеречивом тоне иероглифами, знакомыми мне по гимназии. Это принесло много хлопот цензору, ибо письмо было прислано из тюрьмы. Выяснилось, что короткое сообщение в газете о троих, схваченных на северной границе и подозреваемых в помощи нелегальным эмигрантам, относилось к Яиру и его друзьям. А писал он, примерно следующее: из глубин тюремной ямы, узник железа и нищеты вручает свою душу доброму другу, которого не видел долгий период. Видно было, как несчастный цензор затрудняется не только понять написанное, но и прочесть. Он подчеркнул слово «железо» и поставил сбоку вопросительный знак. Затем шли строки из поэмы «Цидкияу в казенном доме». Только в конце письма было написано нормальным языком примечание: «Если ты встретишь господина Дгани, покажи ему это письмо. Я уверен, что он будет рад, найдя в нем фрагменты, которые заставлял нас заучивать в седьмом классе».

Из газет мне стало известно, что доказательств вины Яира и его друзей было недостаточно (кто-то нашел им отличного адвоката), и судья освободил их из тюрьмы.